— Это нельзя говорить. — Она произносила слова устало и безразлично, будто отвечая на вопросы в домоуправлении.
— Почему?
— Потому что может повредить.
— Кому повредить?
— Нет.
— Оружие есть?
— Да.
— Отдайте мне, — попросил я, держась настороже, но она совершенно спокойно, как подавала бы спички соседу по столику в ресторане, достала из рукава стилет с двадцатисантиметровым жалом и откуда-то из пазухи махонький револьвер. Помня, что людям свойственно забывать некоторые мелочи, я попросил:
— Поднимите-ка руки...
Она послушно развела локти, и почему-то не без смущения я быстро прощупал ее шею, плечи, потом сквозь пальто — маленькие груди в просторной сбруе, подмышки, бедра с обеих сторон и ноги до щиколоток. Она не выразила ни малейшего неудовольствия, словно и не чувствовала моих прикосновений. Я решил попробовать говорить с ней как с ненормальной: ничего лучшего в спешке просто не приходило в голову:
— Послушай... Если ты присоединишься к увезенной женщине, это может повредить?
— Нет.
— Что — нет? Не повредит?
— Да.
— Та-ак. А куда вас отвезти к этой женщине?
— В бар «Глобус».
— Адрес?
— Возле перекрестка улицы Каховка и Севастопольского проспекта.
— Вот и хорошо. Вы пока приведите себя в порядок, а я вас отвезу. И давайте закончим доставлять друг другу неприятности, ладно?
— Да.