— Из-за коллег… Из-за себя ты страдаешь. Не можешь без мести, а?
— Но это ж справедливая месть!
Сидел Никифор за покосившимся столом, руки, натруженные утренним подметанием улиц, держал на нем, отдыхая. А тут всплеснул ими, взволнованно заговорил:
— Да кто ты такой, чтоб мстить? Все мы — ничто! Без тебя Бог не управит, а? Ты чего на себя взял, раб Божий Евгений? — назвал он Ракиту по имени.
Ракита усмехнулся.
— Какой я раб Божий?
— А кто ж ты? Ты великое сумел сделать: руку занес, а смог человека не убить.
— Это благодаря только тебе, Никифор. А в тот день, когда рану получил, пришлось мне одного охотника и другого крутого хлопнуть.
— Это не в счет, Евгений. Ты теперь другим человеком стал.
— Да с чего ты решил? — спросил Ракита, подняв глаза от сумки.
Никифор смотрел на него так же светло, как во дворе, когда тот шел с ножом на Черча. Подытожил:
— Увидишь еще. А если не буду я жив, то мои сегодняшние слова тогда вспомнишь.
— О-о, вряд ли ты раньше меня на тот свет уйдешь!
Молчал Никифор, грустно улыбался. Ракита, немного помявшись, сказал:
— Слушай, неужели же Бог все-все может простить?
— Обязательно.
— Не верю в это. Я по уши в крови.
— Если истинно, Евгений, уверуешь и раскаешься, то простит.
— Истинно? Это как?
Никифор посмотрел на иконы, перекрестился на образ Спасителя. Попытался объяснить: