Котел

* * *

6 МАЯ, БУДАПЕШТ

За последние недели Кушин сменил уже третью конспиративную квартиру. Помещение было тесным и пропахло жареной рыбой, которой, видимо, в основном питались ее владельцы. Предыдущие встречи проходили в доме какого-то немца, представителя химической фирмы. Там для собраний имелся отдельный кабинет.

Теперь же штаб оппозиции вновь переместился в рабочий район Будапешта, где нищета его обитателей сразу бросалась в глаза. Единственная спальня, крошечная кухня, скудно обставленная общая комната – вот и все владение рабочей семьи. Ванная была одна на весь этаж. Чтобы дать возможность Кушину развернуть свою деятельность, хозяева квартиры – бездетная супружеская пара – переселились куда-то, вероятно, потеснив своих друзей или родственников.

Несмотря на неудобства, частая смена квартир была необходима. Это являлось лучшей защитой от бдительности ищеек Релинга и сотрудничающих с ним венгерских агентов службы безопасности.

Полковник Золтан Храдецки в нетерпении поглядывал на плотно закрытую дверь, ведущую в спальню, где Кушин более часа совещался с каким-то неизвестным человеком, не представившимся полковнику.

За окном уже сгущались сумерки. Храдецки прибыл на явку точно в назначенное время, и вот теперь он вынужден ждать. Его полицейское удостоверение позволило ему на пути сюда беспрепятственно пройти через все кордоны и патрули, но полной уверенности, что он не привел за собой "хвост", не было. Затянувшееся ожидание усиливало его беспокойство. Если точно следовать правилам конспирации, ему надо было бы покинуть явочную квартиру мгновенно и потянуть предполагаемый "хвост" за собой.

– Как долго еще продлится эта архиважная беседа? – не выдержал он.

Оскар Кирай, шеф охраны Кушина, изобразил на лице нечто подобное улыбке, что было ему крайне несвойственно.

– Беседа продлится ровно столько, сколько понадобится. У Кушина есть на то свои причины.

Кирай не счел нужным добавить какую-либо информацию о переговорах Кушина с незнакомцем. Храдецки на это и не рассчитывал. Бунтовщики, находящиеся вне закона, должны были соблюдать строжайшую конспирацию, если хотели выжить. Чем меньше он знал, тем меньше Релинг и генерал Дожа смогут вырвать у него сведений, если он попадет в их руки. Кирай угостил его чашкой кофе, крепкого и горького, и они, усевшись за кухонным столом вместе с еще двумя людьми Кушина, коротали время в молчании. Помощник Оскара в углу комнаты углубился в игру на дешевеньком компьютере. Минуты утекали за минутами.

Этот круг людей, эта строгая молчаливая атмосфера, царящая в штабе, была уже знакома Храдецкому и, как ни странно, вносила умиротворение в его мятущуюся душу. После того, как он был отстранен от должности в Шопроне и переведен в Будапешт, он впервые почувствовал, что в его жизни есть какой-то смысл, какая-то цель наконец появилась впереди.

Возможность принести пользу, что-то совершить на благо нации, подействовала на него, как возбуждающее лекарство. Переживания прошедшей зимы забылись, мрачные мысли почти перестали терзать его сознание. Он вновь ощутил себя солдатом, готовым выполнить свой воинский, патриотический долг. Как полицейский, он всегда презирал политиков, но сейчас понял, что наступил момент для активной политической деятельности. Прихлебывая кофе, Кирай изредка внимательно поглядывал на полковника. Тот чувствовал на себе его пристальный взгляд. Чуть усмехнувшись, Кирай произнес, то ли серьезно, то ли шутя:

– Вы представляете для нас проблему, полковник.

– Как так?

– В наше "войско" вступило уже вдвое больше новобранцев, чем мы рассчитывали. Нам нелегко управлять таким разросшимся контингентом...

Храдецки согласно кивнул. Мысль Оскара была ему понятна. Первый же митинг, в организации которого полковник принимал самое деятельное участие, прошел на редкость успешно. Никто не ожидал подобной удачи. Сведения об их выступлении против последних указов правительства словно зажгли бикфордов шнур и привели к информационному взрыву необычайной силы. Людская молва, подпольные газеты, радио и телевидение Польши, Чехии и Словакии мгновенно распространили весть по всей территории Венгрии. Искры протеста вспыхнули в Дьере, Пече, Дебрецене, в других городах и поселках, и везде – вероятно, не без влияния имени и личности самого Храдецки – местная полиция не предприняла против демонстрантов никаких мер. Генералы в столице должны были ощутить, что положение их шатко, как никогда не было до сих пор.

Дверь комнаты отворилась. Наконец-то! Храдецки и все остальные сразу же вскочили на ноги, когда Кушин буквально ворвался в кухню. Он был не один. С ним были еще четверо. Все незнакомые полковнику люди. Выглядели они на удивление одинаково. Одинаковыми были их жесты, походка и гражданская одежда, более похожая на униформу, чем на цивильные костюмы. Опытный взгляд Храдецки сразу распознал в них людей, привыкших носить форму. Даже шагали они в ногу.

Проводив их до лестницы, Кушин возвратился в кухню. Глаза его горели возбуждением. Он словно помолодел.

– Друзья! Настало время действовать. И действовать решительно!

Кирай и Храдецки озадаченно глянули друг на друга. Шеф охраны от имени всех задал лидеру вопрос: