Котел

22
18
20
22
24
26
28
30

"Круг" Кодали превратился в поле битвы. Площадь была усеяна телами. Кто-то шевелился, другие были недвижимы. Тупорылые чепельские грузовики, битком набитые спецназовцами, начали выезжать из переулков.

Светлая шевелюра Кушина изредка мелькала в самой гуще схватки. Жестокая бойня происходила вокруг него. Вцепившись друг в друга, люди падали на мостовую и, катаясь по земле, продолжали бороться. Храдецки видел, как Кирай метался из стороны в сторону, заслоняя собой своего Старика от сыпавшихся отовсюду ударов.

На пути полковника оказался француз-тяжеловес. Зубы оскалены, уже окропленная чьей-то кровью дубинка поднята вверх. Храдецки, склонившись, поднырнул под нее, ударил агента головой в живот, потом кулаком в пах. Француз отпрянул, но устоял на ногах. Он и Храдецки закрутились на месте, ища, кто из них первым откроется для удара.

Дюрок с каменным выражением на лице наблюдал за развитием событий. Он не мог не оценить отвагу и ярость, с которой венгры отбивались от его людей. Но его раздражало то, что этим они ломали тщательно составленный им временной график. Между тем остальные демонстранты не побежали прочь, как он рассчитывал, а наоборот, отдельные, достаточно многочисленные группы, стали возвращаться на площадь. Дымовая завеса, словно одушевленное существо, попятилась под их напором и начала опасно приближаться к переодетым в гражданское платье боевикам, сражающимся с окружением Кушина и Кирая.

Проклятье! Кушин и его сподвижники к этому моменту уже давно должны быть захвачены, и французы, добившись своей цели, – отступить, открыв "зеленую улицу" полицейским подразделениям. Но этого пока не произошло. Практически с начала операции не достигнуто никакого реального успеха.

– Майор! Капитан Миклош просит дать ему приказ на выдвижение.

Дюрок резко повернулся к радисту. Лицо его было темным от гнева.

– Нет! Категорически – нет. Передай, пусть ждет.

Он запомнил Миклоша – молодой, черноволосый офицер полиции, подчиненный Дюроку распоряжением министра внутренних дел. У французской секретной службы он был на подозрении. В его досье упоминались факты нелояльного отношения к властям и к Конфедерации, а именно, – критические высказывания в их адрес. Напуганные приготовлениями Кушина, генералы мобилизовали даже самых ненадежных офицеров.

Чутье никогда не обманывало Дюрока. Он понял, что события разворачиваются не так, как он планировал.

На улице Храдецки отбил левой рукой коварный "свинг" и в свою очередь обрушился на француза. Несмотря на боль от ударов противника, бешено молотящего кулаками по его телу, он сдавил горло врага и душил его, пока тот не рухнул на колени, потеряв сознание.

Что же делать дальше? Он искал взглядом Кушина или Кирая. Кричать и звать их было бесполезно. Его бы никто не услышал. Все больше и больше демонстрантов возвращалось на площадь чтобы схватиться с подонками, превратившими мирное шествие в кровавое побоище. Видя, что их товарищам грозит окружение, французы, вооруженные гранатометами, прекратили стрельбу слезоточивыми гранатами и вступили в общую потасовку.

– Полковник!

Храдецки едва успел обернуться на зов Кирая, как тот уже упал, сраженный ударами сразу нескольких дубинок. Боже мой! Храдецки кинулся на помощь, но тут затылок его как будто взорвался.

Он опустился на четвереньки, ничего не видя и не слыша от боли и ожидая нового, еще более страшного удара. И этот второй удар погрузил его во мрак, в пучину нестерпимой боли. Следующий удар был бы уже смертельным, но его враг в свою очередь был сбит с ног кем-то из телохранителей Кушина. Несколько разъяренных демонстрантов тут же набросились на поверженного врага и стали топтать ногами уже недвижное тело. Среди них был и полицейский с повязкой Демократического фронта на рукаве.

Собравшись с силами, Храдецки привстал. При каждом движении словно кинжал вонзался в его затылок, а боль разрывала голову.

– Кушина взяли! – Истошный крик внезапно прояснил его сознание. Зрение и слух вернулись к нему в полной мере. Широко раскрытыми глазами он озирался вокруг себя.

Те из французов, кто еще был в состоянии двигаться, обратились в бегство. Но отступали они не с пустыми руками. Они уносили с собой потерявшего сознание Кушина. Его тащили за руки и за ноги, как громадную куклу. Голова на длинной шее была неестественно запрокинута назад и, казалось, вот-вот должна оторваться, стукнуться о булыжник и откатиться прочь.

Храдецки не сразу смог пошевелиться. Несколько секунд он стоял на месте, покачиваясь от головокружения и восстанавливая дыхание. Наконец, собравшись с силами, он кинулся в погоню вслед за убегающими французами. Те, кто успел разобраться в ситуации, тоже преследовали отступавших.

Французам было нелегко. Чем ближе они были к безопасной зоне за пределами "Круга", тем больше препятствий вставало на их пути. Люди грудью шли на них, хватали их за ноги. Их пытались окружить живым барьером. Не только кулаки и древки знамен – зубы и ногти тоже участвовали в деле.