Котел

Фон Силов разрешил множество отпусков по семейным обстоятельствам тем, кто пытался вывезти свои семьи из Дортмунда, Эссена и других городов куда-нибудь подальше. В больших городах было больше возможностей найти работу, зато в деревне – гораздо безопаснее и больше еды.

Если бы его предупредили из штаба дивизии хотя бы на несколько часов раньше, он мог бы гарантировать готовность к маршу практически каждого солдата. Но тревогу забили только в 5.30, когда слишком много народу уже успело покинуть расположение бригады. Звонок из штаба застал их всех в абсолютно не боеспособном состоянии.

– Мы послали людей прочесать соседние деревни в поисках отлучившихся. Я также попросил полицию отсылать всех солдат, которые им встретятся, обратно в расположение частей. – Подполковник прочистил горло. – К тому же, я позвонил на телевидение и на радио, но они отказываются передавать сообщение, если мы не сообщим им причину сбора личного состава.

Бремер поморщился. Последнее, что он собирался делать, это докладывать гражданским о полученных приказах и о своих намерениях. Он подождал, пока фон Силов закончит.

– Чтобы хоть как-то поправить положение, я предлагаю снять всех людей из штаба и противотанковых частей. Если переместить их в мотопехотные батальоны, это хоть как-то дополнит подразделения. Нам нужны люди для ликвидации беспорядков, а не для логического анализа и противотанковых атак.

Бремер согласился:

– Хорошо. И еще возьмите людей из двух танковых частей. Обзвоните командиров и объясните им, что происходит, пока офицеры службы личного состава попытаются придумать, где еще можно взять дополнительные войска.

Фон Силов кивнул, показывая тем самым, что он все понял. Бремер взглянул на часы. 6.45.

– Доложите мне о состоянии дел в 21.00. Я сейчас позвоню в дивизию. Хочу выяснить, что стоит за всем этим. И лучше бы это не оказалось учебными маневрами. – Полковник неожиданно усмехнулся, обводя глазами офицеров. – Возможно, нам удастся выяснить, какой идиот отдал этот приказ, и посадить его в машину, возглавляющую колонну.

После того, как полковник исчез в своем кабинете, фон Силов начал звонить по телефону. Большинство батальонных командиров, занятые решением своих собственных проблем, просто выслушивали сообщение о перемещении личного состава и вешали трубку. Однако командир 192-го батальона дал ясно понять, что новые приказы нравятся ему не больше, чем иностранцы, включая тех, что из Восточной Германии, то есть не нравятся вообще.

– Мне нужны обученные пехотинцы. Что, черт возьми, я должен делать с танковыми артиллеристами и водителями бронемашин? – спорил подполковник Клаус фон Ольден.

Вилли захотелось точно объяснить ему, что он должен с ними делать, но он сдержался.

– Используйте их так, как посчитаете нужным.

Предки Клауса фон Ольдена, как и предки фон Силова, были прусскими дворянами, но его семье удалось ускользнуть на запад, когда в конце второй мировой войны делили Германию. Вилли гордился своим происхождением, но годы жизни в "бесклассовом" обществе Восточной Германии научили его помалкивать об этом. Отец Вилли, когда-то бывший полковником вермахта, даже отбросил от родовой фамилии аристократическую приставку "фон", став просто Гансом Силовым, поденным рабочим.

Фон Ольден, с другой стороны, был настолько высокомерен, как будто его древний титул до сих пор имел прежнее значение. Он даже нарисовал герб своей семьи на бронемашине, в которой ездил. Фон Ольден гордился текущей в его жилах "германской" кровью и очень ясно давал почувствовать свою неприязнь к иммигрантам и ко всему, от чего попахивает политической левизной.

Из трубки слышался высокомерный голос фон Ольдена, старающегося поддеть Вилли:

– С вашим огромным опытом подавления выступлений граждан в стране и за рубежом, мне казалось, вы должны бы предложить что-нибудь.

Едва сдерживаясь, Вилли пропустил замечание мимо ушей. Доводилось ему слышать и кое-что похуже.

– С пополнением, сколько народу сможете вы вывести на марш к полуночи?

– Что-нибудь около семидесяти процентов, – голос на другом конце трубки звучал разочарованно. Его обладатель явно надеялся, что в ответ на оскорбление последует не столь сдержанная реакция.