– Неслабо, – уважительно свернул губы трубочкой Шрам и одним махом сорвал скотчевую наклейку. А подозрения в голове набирали обороты. Если мужика собираются грохнуть, то кодле вполне реально понадобится и тот, кто за мокруху ответит. Ой, неспроста Пырей заначил справочку о досрочном освобождении.
Оказалось, мужик вращал шарами не по страху, а по ненависти:
– Козлы! Я в Афгане рубился, я там ногу оставил! Уроды! Попались бы вы мне в горах!
– Вишь, какой он у нас бойкий, – презрительно ухмыльнулся блондинчик и врубил магнитофон:
– Хер вам, а не моя машина! Я ее горбом зарабатывал!
Леха, отвернув пасть в сторону, морщился. Леха был весь на изменах. Теперь Шраму как на духу стал прозрачен этот типа первую неделю быкующий пацан. Боксер не дрейфил, ему в натуре было жалко безногого мужика. Выходит, не ту кривую дорожку ты выбрал в этой жизни, сынок.
– Война давно кончилась, а папаша все воюет, – презрительно цыкнул сквозь зубы, изогнувшись хищным богомолом и по-насекомьи прижав руки к бокам, блондинчик.
– Береги патроны, – с иронией посоветовал бестолково рыпающемуся ветерану Сергей и обернулся к зрителям: – Не по делу вы его кипятильником повязали. Кипятильник вместо утюга его к согласию привести поможет. – И Шрам начал распутывать пленника. Он уже прикинул, как поведет себя дальше. Он уже был уверен, что справится с проблемами. Не авторитеты мосты разводят.
– Ты шаришь, что делаешь? – засомневался блондин. – Клиент после застарелой контузии психованным остался. Пока мы его скрутили, он нам чуть пальцы не пооткусывал.
– Моя профессия – семьдесят семь, часть «Б», – дескать, не бзди, отмахнулся Шрам. И только распутал провод, тут же сунул в руку пленника арматурину со словами: – Ну, папаша, вспомни войну! – и с разворота заехал ногой меж ног наивно щерящему в улыбке зубы дебелому Стакану.
Гениталии Стакана сжались в горошину. Братела заорал резаным кроликом и сложился пополам, как перочинный ножик, только очень большой ножик. А Шрамов уже оказался рядом с боксером Лехой и прямой наводкой сделал кулаком мат в три хода: в живот, в солнечное сплетение, в челюсть. Это вам не на ринге гарцевать, так драться Шрама учила улица. Леха потух, как выключенный свет, и улетел через диван. Боковым зрением Серега с глубоким удовлетворением отметил, что ветеран Афгана использует прут по назначению – приходует сложившегося пополам дзюдоиста в душу и в гриву. Магнитофон загрустил:
Острый нос Пырея шевелился, будто у почуявшей мышьяк крысы. Блондин танцевально, не показывая зад, пытался выскользнуть из хором. Но Шрамов, завертев пропеллером с кипятильником над головой, заарканил блондинчика за шею, дернул шнур на себя и встретил удивленную рожу коленом.
Кровавые сопли испачкали Серегины брюки. Блондинчик, уже ни шиша не соображая, прикинулся мертвым, как колорадский жук. Шрам предпочел не поверить и сурово наступил голубоглазому на руку. Кости хрустнули. Поздравляем с переломом правой руки.
– Папаша, отбой воздушной тревоги! – Шрам за ремень оттащил ветерана от крещенного арматуриной, пускающего кровавые пузыри братка. Мимоходом выключил магнитофон. Схватил со стола сабонис «Русского размера», сам глотнул и протянул афганцу: – Остудись.
Гремя по кафелю костылем, инвалид приблизился, с благодарностью принял фугас и влил в себя не меньше четверти.
– По гроб тебе обязан! – выдохнул он вместо того, чтобы закусить.
– Запомни свои слова, – благосклонно принял присягу Шрам. – Только слов мало.
– Хочешь долю в кабаке? – по-армейски, без обиняков, от всего сердца предложил спасенный.
– Мне с тебя не доля нужна, – устало улыбнулся Сергей. – Мне надо, чтобы когда я о чем-нибудь попрошу, ты выполнил, не раздумывая. А уж моя забота, чтобы тебе от этого кисло не стало.
– Я же сказал: по гроб тебе обязан.