– Я не придал этому значения, но он также вскользь сказал о том, что было бы совсем неплохо, если бы Варяг больше занимался западными делами.
– Ладно, Миша. Со Шрамом нужно поговорить по-серьезному. А жаль все же, если это он, из него мог бы получиться очень солидный вор. Впрочем, если разобраться обстоятельно, то в его перерождении и нет ничего странного. Чего можно было ожидать от болезненного честолюбца, не терпящего над собой ни малейшего покровительства? Он наверняка стал примерять на себя шапку смотрящего еще тогда, когда был организатором последних воровских сходняков. К власти привыкают быстро – это такая же зараза, как наркота: вдохнул однажды, а потом без сладкого состояния повелевать людишками прожить уже не в силах.
Варяг вспомнил, что Шрам особенно укрепил свои позиции, когда сходняк поручил ему выявить шерстяных. Теперь лишь Варяг стал понимать, что слишком часто начали тогда засвечиваться катраны, накрываться малины, да и смерть многих законных представлялась теперь далеко не случайной. Чувствовалось, что за всеми громкими неожиданностями стояло всевидящее око. А ведь это именно Шрам вел едва ли не на каждого вора особое досье, якобы для выявления и наказания ссученных. А уж отыскав жертву, Шрам принимался за отстрел с азартом опытного охотника.
Шрам, конечно, мог заиграться: такое поведение было в его характере. Он желал быть центровым. Впрочем, для того, чтобы быть первым, у него было все: твердость характера, ум, воля и даже настоящий шрам – совсем не лишний козырь, позволяющий убедить оппонента в своей правоте.
Варяг вполне допускал такую возможность, что Шрам, стремясь к власти и деньгам, мог сойтись с людьми из ФСБ и сдать нынешнего смотрящего за гарантию всесторонней поддержки, личной безопасности или за какие-то еще особые льготы – как ни смотри, а теоретически такая сделка могла состояться, как и знаменитая сделка за тридцать сребреников. А в случае успеха, когда Варяг погибает, легко предположить последующие действия Шрама: на ближайшем сходе группа воров предложит его в качестве смотрящего России, а он, проявив скромность, будет отпираться ровно минуту, а потом милостиво примет корону.
Варяг, доедая яичницу и запивая ее горячим чаем, наблюдал за движениями и глазами Пузыря Теперь Варяг понимал, что погорячился: неразумно подозревать того в измене, – не тот у парня характер! Он больше сгодился бы для шумных веселых застолий, где нескончаемое пиво, где голые девки танцуют среди бутылок шампанского; он хорош в драке или в перестрелке, где удаль молодецкая хлещет через край и звонко трещат поломанные челюсти и черепа. Пузырь привык чувствовать себя своим в многолюдье, он был полубог хаоса и герой свадеб и, если вдуматься, вряд ли был способен на общероссийский уровень.
Пузырь осторожно притронулся ладонью к челюсти. Она заметно припухла.
– И как я теперь оправдаюсь перед пехотой, – голос Михаила прозвучал как-то обиженно и очень по-детски.
– Скажи, что хотел навестить кралю, а вместо нее тебя встретил на пороге ревнивый муженек, – не сдержал улыбки Варяг, взглянув на перекошенную физиономию парня. – Вот что, Пузырь, мне нужен Шрам, и немедленно. Где он сейчас?
– Сейчас он здесь, в Питере. Хотя буквально на днях он был в разъездах, в Москве, в Нижнем Новгороде.
– И по каким же делам?
– Понятия не имею. Приехал позавчера взмыленный, будто загнанный Савраска. Толком так ничего и не объяснил, сказал, что у него есть срочные дела, и свалил куда-то за город.
– Ты знаешь, где он обычно останавливается?
– Как же не знать? У него здесь совершенно роскошная усадьба. Он ведь предпочитает все самое лучшее.
– Он не удивится, если ты ему позвонишь? И попросишь приехать?
– Позвонить я могу. Я звоню ему в любое время дня и ночи. Но вот приехать сюда, это вряд ли. Не приедет.
– Почему же?
– Я такого за ним не помню. Шрам небезразличен к своему особому положению.
– Ну что же: если Магомет не идет к горе, то гора пойдет к Магомету. – Варяг ненадолго задумался. – Дай-ка мне телефон, Миша. – Он посмотрел на Пузыря и криво улыбнулся: – И пойди умойся. Составишь мне компанию.
ГЛАВА 24