Ниязбек

Оказалось, что для такого глупого человека, как иностранец, по-русски он говорит совсем неплохо, хотя, конечно, даже дети, которые еще не служили в армии, говорили гораздо лучше.

– А кто ты такой? – спросил Джаватхан.

Он не успел навести вчера все справки, а этот вопрос его, понятное дело, очень интересовал.

– Я президент и совладелец концерна «Фарбен ИГ»! Ты знаешь, каков бюджет вашей республики? Два миллиарда долларов! А ты знаешь, сколько стоит моя компания на рынке? Сорок миллиардов!

Джаватхан посчитал в уме до сорока и присвистнул.

– Ты хочешь сказать, – спросил он, – что за тебя дадут двадцать миллиардов долларов выкупа?

***

Совещание у полпреда началось в семь утра.

На нем присутствовали: министр внутренних дел Ариф Талгоев, замначальника УФСБ республики полковник Геннадий Шеболев, прокурор республики Камиль Махриев, мэр Торби-калы, сыновья президента Асланова, Ниязбек Маликов и еще один человек, по имени Дауд Газиханов. Дауд был один из самых уважаемых людей в республике и трехкратный чемпион Олимпийских игр по вольной борьбе. Его пригласили на заседание потому, что начальный его капитал проистекал от торговли людьми с Чечней.

– Австрийца надо вернуть! – сказал Владислав. – И немедленно. Меня не интересует, кто это сделал и зачем. Но если будет международный скандал, я уничтожу того, кто это сделал. Все ясно?

Участники совещания переглянулись. Глава МВД глядел в рот полпреду с таким вниманием, словно тот ронял из уст не слова, а банкноты. Ниязбек раскачивался на стуле, отталкиваясь от полированного стола длинными крепкими пальцами с хищными ободками нестриженых ногтей.

– Ясно, – сказал Ниязбек, – но ты забыл волшебное слово. «Пожалуйста».

***

Следующий день был воскресенье, и Владислав Панков принял приглашение Ниязбека, который позвал его на шашлык. Панков надеялся, что он сможет увидеть Аминат, но все надежды полпреда рухнули, когда он увидел накрытые столы и крепких парней, сидевших под виноградным навесом.

Люди все прибывали и прибывали; приехал Арзо Хаджиев и стал с порога божиться, что не крал иностранца; приехал Хизри и стал о чем-то громко рассказывать по-аварски, и настроение Панкова окончательно испортилось, когда во двор заехал Магомедсалих Салимханов. Его смуглая кожа была ровной и гладкой, она не обгорала и не покрывалась сыпью, он был выше Панкова на голову и младше на десять лет, и Панков при виде Магомедсалиха зашелся от ревности, бессмысленной и острой, как приступ аппендицита. «А все-таки ей нравятся люди со светлыми волосами», – не очень-то логично утешил себя русский.

Панков мрачнел с каждой минутой, и он уже был готов встать и уехать, когда под навесом появился Ниязбек с длинным ковром на плече. Он двигался, как всегда, легко и уверенно, и его свежевымытые короткие волосы блестели на солнце, как скол каменного угля.

– Мы все здесь знаем и ценим Владислава Авдеевича, – сказал Ниязбек, – и мы знаем, что он еще ни разу не взял денег. Ему машину предлагали – не взял. Дом предлагали – не взял. Жене колье подарили – вернуть заставил. Поэтому я долго думал, что бы такое подарить Владиславу Авдеевичу, что он не счел бы неправильным, и я решил от всей души подарить ему вот этот скромный подарок.

И с этими словами Ниязбек положил перед Панковым свернутый ковер.

Панков резко встал с места.

– Послушай… – начал он.

Ниязбек толкнул ковер. Тот покатился, разматываясь, под ноги полпреду, и через секунду из него выкатился несколько взъерошенный, но совершенно целый австриец. Несколько секунд он обводил глазами присутствующих, а потом взгляд его остановился на полпреде.

– Это что, шутка такая, герр Владислав? – спросил он. Панков стал красным, как запрещающий сигнал светофора.