Рани погасил окурок, положил его в карман, вздохнул:
— Что ж поделаешь, если в большинстве случаев человек становится предельно откровенным, когда к нему применяют насилие. Боль развязывает языки эффективней всего. И ты это прекрасно знаешь, сам наверняка не раз подвергал провинившихся подчиненных экзекуциям. Я не прав?
— Но это касалось подонков, чья вина была доказана, я же ни в чем не виноват!
Рани поднялся:
— Знаешь, Мохаммед, лично я ничего не имею против тебя и сам удивился, когда Абдель приказал жестко поговорить с тобой. А приказ Аль Яни, сам понимаешь, нарушить не могу. Я должен выполнить распоряжение шейха, и я его выполню. Докажи, что подозрения Абделя ошибка, и все вернется в прежнее русло. Ты продолжишь командовать отрядом, а шейх возвысит тебя.
Амуркул крикнул:
— Возвысит? Кому ты это говоришь, Ашраф? Мне? Прекрасно знающему, что отсюда выхода нет, будь ты трижды невиновен?
Рани пожал плечами:
— Думай как хочешь! Это твое право! Я же начинаю ту работу, что поручил мне шейх!
Ашраф приблизился к Амуркулу, сорвал с него рубаху, обнажив волосатую грудь уже бывшего полевого командира. Провел рукояткой хлыста по впалому животу жертвы:
— Итак, Мохаммед, вопрос первый…
В это время Абдель закрылся в кабинете, обставленном, как и во всех его резиденциях, в европейском стиле. Закрылся после того, как в служебном помещении установили аппаратуру спутниковой связи, а за дверями занял пост его помощник Талбок, готовый по первому зову явиться перед хозяином.
Шейх набрал длинный международный номер.
Раздались длинные гудки. Наконец ответили по-английски:
— Алло!
— Полковник Шердок? Шейх! Можешь говорить?
— Да! Значит, не достали тебя русские своими крылатыми ракетами?
— Слава Аллаху, не достали! У меня к тебе просьба, Гарри, просьба стоимостью в 50 000 долларов!
— Слушаю тебя, шейх!
— Мне необходимо знать, связан ли с вашими спецслужбами кое-кто из движения сопротивления в Афганистане.