— Знаешь меня? Уже лечился в отделении?
— Нет, но вас знаю.
— Что в принципе неважно. Голова, говоришь, болит? Немудрено. Контузия тяжелая, но сейчас боль снимем! – Он повернулся к медсестре: – Наташа! Сделай укол!
Сестра повиновалась. Сургин почувствовал, как боль притупилась. Спросил у начальника отделения:
— С головой ясно, а вот как насчет всего остального?
Ивашин успокоил Сургина:
— Если не считать ссадин и ушибов, все остальное, как ты выразился, в порядке. Необходимо время и покой, ну и немного медицинской поддержки на первых порах. Организм у тебя крепкий, недели через две встанешь как ни в чем не бывало! А пока лежи, лучше спи! Супруге, думаю, в палате делать больше нечего, тем более у нее ребенок грудной.
Пришлось Рите подчиниться. Она наскоро попрощалась с Андреем и, поцеловав мужа, вышла из палаты. За ней последовала медсестра. Полковник тоже направился к выходу. Но на пороге остановился:
— Поспи еще, майор. Я сообщу Потапову, что ты пришел в сознание. Думаю, генерал сам заявится в восемь часов, если не раньше. А пока отдохни. Главное лечение для тебя – покой и сон. Ясно?
— Ясно, полковник.
— Если будет худо, на стене кнопка.
Ивашин вышел из палаты, Андрей остался один. Слушая шум неослабевающего ливня, незаметно уснул.
Проснулся Сургин с приходом Потапова.
— Ну, здравствуй, Андрюша! Здравствуй, дорогой!
Майор ответил:
— Здравия желаю, генерал.
— Говорить-то не тяжело?
— Нет. Скажите, Николай Викторович, как завершилась акция? Я не помню концовку.
Потапов поведал Андрею, что того контузило взрывом гранаты, которую успел метнуть один из бойцов эмирской гвардии.
— А как я оказался на атомоходе? Помню лишь, как ко мне метнулась какая-то тень.