Пришедшего в себя, но полностью лишенного способности двигаться Джуму вынесли на улицу два дюжих прапорщика Григорьева. Следом под взглядами пассажиров, прильнувших к окнам, сошли остальные бойцы группы захвата.
Последним, попрощавшись с начальником поезда, проводниками и семьей Голубовских, на бетон спрыгнул майор Горелов. Он сделал отмашку помощнику машиниста. Локомотив, издав короткий гудок, медленно отошел от площадки, продолжив свой прерванный путь в Северную столицу.
Горелов вызвал капитана Григорьева:
— Гриша! Слушай приказ Веригина!
Дмитрий передал распоряжение начальника Управления в отношении охраны и, при необходимости, обороны захваченного объекта в лице беспомощного Джумы-Бандита. Капитан без тени улыбки принял приказ к исполнению. Дмитрий вздохнул, отошел немного в сторону, к кустам, вызвал Яшкина:
— Влад?
— Объявился, Герой? Ну, устроил мне утром Веригин разнос!
— А мне только что объявил благодарность! И тебе объявит! Все изменчиво в этом мире, Влад.
— Что у тебя с Джумой? Как я понял, оприходовал ты его.
— А ты сомневался?
— Ни секунды! Завалил эту мразь?
— Живым взял.
— Живым? Это уже что-то! Молодчик, слов нет!
— Генерал того же мнения.
— Правильно, тебя хвалят, меня дрючат почем зря!
— Что ж сделать, Влад, жизнь неровная.
— Слушай, Диман, может, махнемся должностями? Мне эта Контора, в натуре, уже осточертела! Лучше уж на войну, в горы! И тебе резон, рядом с молодой женой будешь, а, Дим?
— Раньше думать надо было! Но хорош бакланить впустую, давай по теме. Что там у нас с Карэном?
— Зашевелился твой абрек. «Наружка» докладывает, что, по всем признакам, в путь-дорогу Апян собирается.
— Ага! Задергался, значит? С Галиной он связывался?