— Почему ты не сообщил об этом раньше?
— Меня не спрашивали.
— Да? Что ж. Это хорошая новость.
Кулан отошел от Крикуновой, над которой склонилась Воронцова.
Ольга не обращала ни на кого внимания, разрывая простреленную блузку бывшей соперницы и виновницы всех своих несчастий:
— Люда! Потерпи! Сейчас что-нибудь придумаем!
— Почему ты помогаешь мне? Я ведь сделала тебе столько гадости.
— Пустое, Люда! Молчи, не трать силы, они еще пригодятся.
— Слышь, Оль, а замполит, пидор, сдал тебя. Теперь тебе придется плохо.
— Ничего, прорвемся!
— Ты… говоришь, как Кудреев.
— Прошу, молчи!
Крикунова вздохнула. Силы оставляли ее. Женщина чувствовала, что умирает.
— Ольга! Ты… вот что… брось заниматься ерундой. Мне уже ничто не поможет… Послушай меня. Кудреев ни в чем перед тобой не виноват. Это… я, слышишь… я подмешала ему в коньяк… «Черный глаз»… снадобье такое, наркотическое. А потом… затащила домой. Он отрубился… и ничего… не понимал. И… не было у нас ничего. Тебя… он любит. А я… ревновала и злилась. Глупо, да?
Воронцова, осознав, что Крикуновой уже нельзя помочь, слушала ее, сидя рядом.
— Нет, Люда, не глупо. Ты ведь тоже любишь Андрея?
— Любила… так будет точнее. Хотя… сначала… просто хотела уложить с собой и… бросить. Ваши отношения расстроить. А ты… вот тут… одна из всех… со мной. Странно.
Она закрыла глаза. И произнесла последние слова в своей запутанной, грешной жизни, безжалостно оборванной подлыми выстрелами бандита:
— Береги… Кудреева… он настоящий… Вижу, Андрей рядом. Он спасет всех. Живите и…
Тело Людмилы дернулось. Из уголка рта показалась струйка крови. Всхлипнув и тут же смахнув слезу, Воронцова поднялась, посмотрела на Кулана, затем на Кравцова: