— А черт его знает! Судя по базару комбата, «деды» напрягать особо не должны, но кто знает? Территория вроде ухожена, взводный с первого взгляда ничего, мужик нормальный. Посмотрим! Че без толку гадать?
Волков согласился:
— Ты прав! Гадать смысла нет. Но, думаю, хуже, чем в карантине, не будет.
Его товарищ усмехнулся:
— Да куда уж хуже. В бригаде вообще беспредел правил, до сих пор спина болит. Дубина ремнем отделал за бычок, валявшийся возле летучки. Как будто не видно, что он валялся там дня три. Нет, доколебался, куришь, дух? И по хребтине бляхой. И как, сука, быстро надрочился ремень снимать?! Я и глазом не успел моргнуть, как он меня огрел. Но таких псов только в учебках и держат. В линейных частях, кто служил, говорили, все проще! Но… посмотрим! Вон и старлей наш появился.
Из-за штаба вышел Кутенко, подошел к молодым:
— Вот и все! Проводил ребятишек в жизнь новую. Теперь они готовы к ней. Возмужали. А пришли, как помню, такими же воробьями, как вы. Нет, что бы ни говорили на гражданке, но армию мужик пройти обязан. Иначе он не мужик, а так, полуфабрикат недоделанный. Я прав, гвардейцы?
— Так точно, товарищ старший лейтенант!
— Это хорошо, что понимаете ситуацию. Ну, что, пошли в казарму? Покажу вам для начала расположение, койки. Белье конторщик выдаст. Заполним книгу учета личного состава. А там и с сослуживцами познакомитесь. Парк осмотрим завтра. И машины, что стоят вне части, на складе боеприпасов, которые закрепим за вами, тоже завтра. Вперед!
Кутенко повел молодых солдат в казарму.
А через час к нему обратился дневальный:
— Товарищ старший лейтенант, вас комбат к телефону вызывает!
Оставив молодых сержанту Жукову, внештатному старшине взвода, Кутенко прошел к тумбочке дневального, доложил по телефону внутренней связи:
— Старший лейтенант Кутенко, товарищ подполковник!
— Зайди-ка ко мне! Прямо сейчас!
Кутенко крикнул старшине:
— Жук! Работай с молодыми, я – в штаб. Вернусь – ко мне их в канцелярию на инструктаж! И смотри у меня, ты теперь второй человек во взводе. После меня.
В кабинете командира части Грабов находился один. Он сидел в кресле, задумавшись, с сигаретой в руке.
Открыв дверь, Кутенко спросил:
— Разрешите, товарищ подполковник?