— А не вызовет смерть подчиненного осложнений по службе у Грабова? Ведь армейцы, кроме ментов, наверняка пришлют сюда свою комиссию?
— Ну и что? Ты не знаешь, что представляют собой эти комиссии? Хорошая банька, пойло, бабы, подарки, и комиссия увезет отсюда такое заключение, какое напишет сам Грабов.
— Ты все продумал!
— Для этого я и прибыл сюда!
— Значит, в полночь?
— Да! Сейчас перекусим и спать!
Отпросившись у командира, прапорщик Детрун тут же, поставив «УАЗ» в парк боевых машин, на своей «семерке» поехал в Осиновск. Но не к дому, а к парикмахерской в центр поселка. Она, как обычно, в это время пустовала.
Прапорщик уселся в кресло перед зеркалом.
Из подсобки вышла полная женщина лет тридцати. Тонкое кольцо на безымянном пальце ее левой руки указывало на то, что женщина была разведенной. Увидев прапорщика, расплылась в улыбке:
— Ба! Какие люди, и без охраны! Давненько не заглядывал, Гришок! Или бабенку постройней нашел? А может, решил примерным мужем стать? Только со шлангой твоей это вряд ли получится. Как стричься будем, хахалек ты мой пропащий?
Прапорщик положил руку на ляжку парикмахерши, медленно поднял ее до полной, упругой ягодицы, задирая форменный халат женщины:
— Я, Ленок, не стричься пришел!
Парикмахерша, и не подумав убрать руку кавалера, спросила:
— Тогда для чего? Уж не трахнуться ли прямо здесь, в парикмахерской? В кресле! Вот только удобно ли будет?
— Нет, дорогуша! Трахаться в кресле не будем. А вот вечерком, как стемнеет, приходи. Дорогу еще не забыла?
— Как забыть? Помню! Все помню. И ласки твои тоже в семейной спальне. Только куда жену денешь, дорогой?
Прапорщик, хлопнув парикмахершу по выпуклому широкому заду, поднялся:
— Уехала жена с дочерью. К родителям своим! Так что оторвемся по полной! И сегодня, и завтра, и… короче, буду ждать! Придешь?
— Ну о чем ты спрашиваешь? Конечно.
— Шампанского взять, винища какого, водки? Или самогонкой обойдемся? У меня первачок почище и полегче спирта!