Вживленный «Чип контроля»

22
18
20
22
24
26
28
30

Под ногами у них иногда хлюпало, но покамест благодаря Уварову по-настоящему топкие места по дороге им не попадались.

– Командир, может, давай теперь я маленько «калаш» понесу? – чуть притормозив, сказал Леха-Дизель. – Ты небось уже плечо себе ремнем натер.

– Топай, солдат, не отвлекайся от дороги, – ответил Анохин, теперь постоянно двигавшийся в их группе замыкающим. – Пусть наш «калаш» заряжен только холостыми… все ж без оружия я чувствую себя, как голый на морозе!

Спустя, наверное, минуту Леха опять стал притормаживать.

– Что еще? – спросил Анохин. – На хрена тебе лишняя тяжесть? Самое трудное впереди, так что береги силы, дружок…

– Командир…

– Что тебе?

– Спасибо… что не позволил «синим» порезать меня тогда, в столовке!

– Ты уже говорил это, Леха. Ты ведь тоже поддержал меня, когда кому-то из «синих» подножку поставил? Так что мы с тобой, считай, квиты.

Ручеек, вдоль которого они двигались, вдруг исчез…

Разом, как будто заколдовали, потерялся в густой траве.

Федор Уваров вдруг застыл в нерешительности, словно не знал, куда им теперь дальше двигать.

Побродив по небольшой сумрачной лощине, где этот самый ручей, который они потеряли, разбился, кажется, на добрый десяток ручейков, струек, ниточек, шелестящих в сочной густой травке, Федор, сдается, нашел то, что искал… Во всяком случае, не издав ни единой реплики, он вновь двинулся вперед, к какой-то известной лишь ему цели.

Очень скоро этот другой уже ручей – или все тот же, старый, – вдоль которого они двигались, уперся в обширную, более полукилометра в диаметре поляну. Из-за разрыва в тучах на какие-то мгновения выглянуло солнце. Устланная густым, приятным глазу ковром изумрудно-зеленой травы, эта открывшаяся их взорам поляна вся искрилась от света, дробящегося в мириадах лужиц и десятках мелких ручейков, которые скатывались полого вниз и растекались по видимой глазу болотистой пойме, кочковатой, во многих местах обильно покрытой зарослями морошки…

– Это сердцевина Карачаевских мхов, – пояснил им Уваров. – Вот сюда когда-то наведывались люди из ближних деревень… когда там еще было какое-то население. Знатная, однако, здесь растет морошка. В наших краях ее называют даже царь-ягодой.

– Морошка? – переспросил Леха. – Что за ягода? Что-то слышал, но пробовать не довелось.

– Это такие крупные желтоватые ягодки, – пояснил Федор. – Смахивают на ежевику. Кисловатые, сочные, очень приятные на вкус. Жаль, ягода еще не созрела…

– Пушкин перед смертью, кажется, просил, чтобы ему принесли моченой морошки, – вспомнив прочитанное где-то, заметил Анохин. – Ладно, Федор… Здешних ягод мы отведаем как-нибудь в следующий раз! Лучше скажи нам, долго ли еще топать до твоей нычки?

– Часа два с лишком будет, паря, – сдвинув треух на затылок, сказал Уваров. – Если только нужные нам тропки в половодье не залило с концами.

Сердцевину Карачаевского болота – эту самую морошковую поляну – они обошли слева, с западной стороны, воспользовавшись полоской хилого соснового лесочка, который из последних сил противостоял наступлению водной стихии. Но хотя Уваров и старался выбирать самые сухие – относительно, конечно – тропки, обувь и брюки до колен у всех троих теперь были покрыты липкой болотной жижей.