Бригадир

– Ништяк. Давай, брат, – Невский дружески хлопнул бодигарда по плечу. – Особо не гони, не к спеху. И назад специально не торопись. Хули в этой дыре опасаться? Побудь с мелкой, игрушку с фруктами ей купи, с лепилами побазарь, дай на лапу, чтоб суетились. Утром вздремни пару часов, чтоб не так плющило за рулем, и к обеду возвращайся. Я уж тут сам, как-нибудь. Не инвалид, слава богу. Все, давай, двигай. Бензина до трассы хватит?

– Конечно, – буркнул Фрол и, стиснув протянутую руку бригадира, выбежал из дома. Влад подошел к окну, проводил взглядом умчавшийся прочь внедорожник, сел за стол, пожевал немного, без особого аппетита, выпил чай, вернулся в комнату, скосил равнодушный взгляд на телевизор, взял с книжной полки первую попавшуюся книгу – ею оказался донельзя потрепаный автобиографический «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова. Лег на диван, открыл первую страницу и незаметно для себя погрузился в чтение, повествующее о стремной жизни безбашенного подростка в оккупированном фашистами Киеве. Лишь время от времени отвлекался на прикуривание новой сигареты, стряхивание пепла в тарелку и раздавливание сгоревшего до фильтра хабарика. Невского так захватил простой, на первый взгляд, сюжет, что он не заметил, как наступил вечер и за окнами опустились сумерки. Когда расплывающиеся перед глазами буквы стали почти не различимы, пришлось встать, задернуть шторы и включить лампочку.

Уснул Влад глубокой ночью, прочитав роман от корки до корки и находясь под сильным впечатлением от него. Ему снилось, как краснорожий немец, напевая «Хорст Вессель», крутит колбасу из мяса сдохшей лошади, как он сам, доведенный голодом до одури, ползая на карачках, в лютый мороз голыми руками копает мерзлую землю, пытаясь отыскать в заснеженном бескрайнем поле хоть одну картошину, как летом с трудом находит в пересохшей земле единственного червяка, как, держа удочку, сбивая ноги, почти бежит по берегу Дона вслед за быстро плывущим по течению поплавком, наконец выхватывает из реки глубоко заглотившего крючок окуня и, трясясь от возбуждения, выдирает его вместе с кровью и жабрами, едва не плача от того, что драгоценный червяк безнадежно испорчен. Никогда еще прочитанная книга не оказывала на Влада такое сильное впечатление и не заставляла столь реально, в деталях, ощущать себя на месте главного героя.

То ли роман так странно подействовал на подсознание Невского, то ли просто пришлось к месту упоминание о некогда столь любимой им в далеком детстве рыбной ловле, но первое, что сделал Влад, проснувшись ранним утром с гулко стучащим в груди сердцем, это стал искать рыболовные снасти. Ведь Медведь говорил, что после смерти стариков приезжает в деревню исключительно порыбачить. Так, может, он и причиндалы хранит тут же?

Снасти – грубые, старые, явно оставшиеся от почившего в бозе бывшего хозяина – обнаружились в углу сеней. Две оснащенные толстой леской бамбуковые поплавочные удочки, металлический спиннинг с допотопной катушкой, затхлый армейский вещмешок и деревянная коробка со всякими разными мелочами, от ржавых крючков и пожелтевших от старости поплавков из гусиного пера до свинцовых грузиков и сгнившей лески. Все это наследство царя Гороха, не идущее ни в какое сравнение с современными фирменными снастями, можно было, не моргнув глазом, отнести в мусорную кучу за баней, но желание Рэмбо во что бы то ни стало порыбачить оказалось сильнее и всю следующую половину дня, позабыв о запаздывающем Фроле, он провел в кропотливом ковырянии и в конце концов наладил одну более-менее пригодную для ловли удочку. Еще час ушел на копание банки червей. И лишь перед самым выходом на озеро Невский набрал номер телефона тормозящего сверх всех договоренностей телохранителя. Но вместо Дениса ему ответил записанный на компьютер женский голос сетевого диспетчера, сообщивший, что вызываемый абонент временно недоступен. Это было странно, но почему-то не слишком насторожило охваченного рыболовной страстью Влада. Мало ли что могло случиться? Больной ребенок – дело серьезное. В общем, уходя, Рэмбо со спокойной душой чирканул Фролу записку, сунул за пояс пистолет, запер дом, воткнул обрывок бумаги в щель между дверью и косяком, и, закинув на плечо вещмешок, отправился к озеру, в сторону леса, из-за теплой зимы раньше обычного начавшего покрываться первой зеленью.

С высокого холма с видом на огромное водное зеркало и окружающий его с трех сторон бескрайний ковер «бархатной» карельской тайги все питерские трагедии и проблемы, казались мелкими и не стоящими выеденного яйца по сравнению с этой первозданной, изначальной красотой. Хотя, конечно же, это было иллюзией. Слишком уж близко от райского уголка на Карельском перешейке находился самый северный в мире мегаполис – жестокий, похожий на жестянку с ядовитыми пауками, гремящий, лязгающий, чадящий тысячами труб и безразличный к судьбам пяти миллионов своих шевелящих лапами и клацающих зубами обитателей. А значит – слишком близко находился и враг, о существовании которого Владу очень хотелось забыть, хотя бы на час.

Глава тринадцатая

В ТИХОМ ОМУТЕ…

Долго искать подходящее место не пришлось. Уютный бережок, окруженный с двух сторон лиственными деревьями и спускающимися к самой воде раскидистыми ветвями был давно и основательно облюбован кем-то из рыболовов. Пятачок имел все характерные следы регулярного пребывания здесь любителей «тихой охоты». Вытоптанная полянка с пятном от кострища и головешками, воткнутые в дно заливчика, на некотором отдалении от границы воды, две рогатины для установки удочек, и даже вкопанная в землю скамеечка, сидя на которой можно было наслаждаться созерцанием красот природы и при этом легко дотянуться до удилища в момент поклевки. Стало быть, и рыбка здесь ловилась с завидной регулярностью. То, что нужно.

Чувствуя приятное нетерпение и азарт, Влад быстро размотал немудреную дедовскую снасть, измерил глубину, насадил червя на крючок, забросил, подведя наживку ближе к веткам, и сел на скамейку, устремив взгляд на застывший на водной глади поплавок. Тот уже через минуту дрогнул, чуть подтонув, и плавно заскользил в сторону. Подсечка – и вот уже в глубине отчаянно бьется, сопротивляясь, не самая крохотная в Отрадном рыбка. Выловив плотвину размером с ладонь, Невский сменил обглоданного червяка и забросил снова. Вторая поклевка не заставила себя долго ждать и вот уже к трепыхающейся в пакете серебристой плотвичке присоединился более увесистый подлещик. Солнце, миновав верхнюю точку небесного пути, медленно поползло вниз, однако до сумерек было еще далеко, а значит, времени, чтобы сполна насладиться вечерним клевом и получить приличный улов, оставалось более чем достаточно. Вот и ладушки.

Бойкая ловля длилась часа три, подарив счастливому, слегка утомившемуся от суеты – сказывалась контузия – Невскому полмешка замечательной мерной рыбы, и прекратилась так же мгновенно, как и началась, едва огромное оранжевое солнце коснулось краем верхушек сосен на противоположном берегу озера. Прекратилась вынужденно, по причине утраты снасти. Последняя подсеченная Владом рыбина, судя по силе сопротивления и тяжести – самая крупная изо всех, которые до сих пор попадались – под самым берегом порвала леску и ушла, вместе с крючком, грузилом и поплавком, похоронив надежды на рекордный трофей. Обидно было до чертиков. Витиевато, от души, выругавшись и с досадой сплюнув, Рэмбо наконец-то смог взять тайм-аут, не спеша закурить – из-за бойкого клева раньше на это просто не было времени – достать коробку со снастями и начать заново налаживать удочку…

Снасть была почти готова, когда слух Влада уловил звук машины, которая медленно приближалась со стороны поля и должна быта вот-вот поравняться с плотным кустарником, за которым находился клевый заливчик. Глухой, вязкий гул не походил на легковушку и очень напоминал работу мощного движка джипа. Там, за кустами, находилась сносно накатанная грунтовка, протянувшаяся, судя по всему, через весь лес вдоль берега озера. Невский сам шел по ней почти от самой деревни, прежде чем свернуть влево, перемахнуть горушку, найти тропку между кустами и подойти к воде в поисках подходящего места для рыбалки.

Кто бы это мог быть, да еще на джипере? Поздновато для приезжих рыбаков, через пару часов совсем стемнеет. Если только они не собираются заночевать прямо на берегу в ожидании утреннего клева. Ответ, вполне логичный, напрашивался сам собой. Скорее всего это был Фрол на «Чероки», вернувшийся из Выборга, прочитавший записку и отправившийся на поиски бригадира. Влад достал трубку мобильника, собираясь уже набрать номер телохранителя, но, взглянув на дисплей, неожиданно обнаружил, что находится вне зоны действия сети. В деревне, расположенной на высоком холме, зона еще худо-бедно держала, но здесь – увы. Мобилка оказалась абсолютно бесполезной. Положив удочку, Невский поспешил на перехват машины, но опоздал. Денис, если это быт он, уже проехал мимо и затерялся за деревьями. Дорога, делая плавный поворот, где-то впереди наверняка подходила к самому озеру, к месту, где заезжие рыбаки парковали своих железных коней и разбредались вдоль берега. Все, что успел заметить Рэмбо – это промелькнувшие сквозь чащу и тут же пропавшие из вида красные огни стоп-сигнала. Еще раз взглянув на дисплей телефона, Влад убрал трубку в карман и, поколебавшись, все же двинулся по дороге вслед за машиной. Далеко в лес Фрол углубляться не станет, доедет до ближайшего рыбацкого стойбища, развернется и покатит назад. Может, свистнуть? Влад сунул два пальца в рот и свистнул, насколько можно громче. Получилось круто, аж у самого уши заложило. Если в салоне джипа не играет музыка, Денис наверняка обратит внимание.

Насчет удобного места для парковки Невский не ошибся – оно обнаружилось метрах в трехстах впереди. Не ошибся он и в том, что определил проезжающую машину как внедорожник. Он ошибся в другом – это был не «Чероки», а успевший заглушить двигатель, трафарированный в стандартные ментовские цвета «уазик», возле распахнутой водительской двери которого, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь, стоял и курил, жадно глотая дым, одетый в мятую, явно тесную из-за прущей во все стороны полноты, форму лейтенант. На ремне у местного крутого Уокера висела кобура с пистолетом.

Заметив и подчиняясь инстинкту, Рэмбо тут же метнулся прочь с дороги и спрятался за стволом толстой сосны, вжавшись в него всем телом. В ушах Невского стучал пульс, мысли роились в голове, как растревоженные пчелы. Что этот долбаный мусор здесь делает?! Да еще в форме. Уж точно не рыбку половить приехал. Тогда что? Ищет кого-то? Похоже. Кого? Уж не гостей ли из Питера, поселившихся в пустом доме? Интересно, слышал ли он свист? Судя по тому, как он напряжен и как крутит башкой, что-то такое постороннее ему все же послышалось, но наверное он сказать не может, вот и таращится по сторонам, как баран. Ну, ну. Постой, пес легавый. А мы за тобой понаблюдаем. Больно ты странно себя ведешь, прямо как пакостный жирный котяра, в отместку за пинок под зад нагадивший хозяину в любимые ботинки и теперь собирающийся стянуть со стола колбасу. От чего же тебя так плющит не по-детски, а, пузырь с салом? Аж вспотел, болезный. Вон, рожа мокрая, раскормленная, прям как зеркало блестит…

Докурив, лейтенант выбросил хабарик, подошел к задней двери «козла», открыл ее, вытащил из закутка для задержанных, комом швырнув на землю, какую-то внушительных размеров серо-зеленую хламиду – то ли штору, то ли кусок брезента – и Невский увидел втиснутого внутрь, лежащего на боку в скрюченном состоянии маленького, худощавого, длинноволосого человека в голубых джинсах и яркой красной куртке. Его заведенные за спину руки были скованы наручниками. Еще раз сторожко оглядевшись по сторонам, мент схватил пленника за ноги и рывком, как куклу, выдернул из машины, грубо и бесцеремонно сбросив вниз, словно набитый ватой безжизненный мешок. Только теперь Влад смог разглядеть бедолагу. Его, точнее – ее красивое лицо, накрашенные фиолетовой помадой губы и обтянутые джемпером отчетливые бугорки под распахнувшейся на груди курткой. Это была девушка. Совсем молоденькая, от силы лет шестнадцать. Рот девчонки быт заткнут кляпом из тряпки, а на скуле виднелась различимая даже издали свежая ссадина с кровоподтеком.

Лейтенант глумливо ухмыльнулся и – не без удовольствия! – пнул упавшую девушку ногой в живот. Она тихо застонала, открыла глаза. Зашевелилась.

Сердце Рэмбо словно кипятком ошпарили, а по нервам пропустили электрический ток. Господи ты боже мой, хорошенькая какая. За что же он ее так, а?! Ну, мусор! Гнида свинорылая! Совсем охренел, потрох сучий! Невский почувствовал, как его правая рука сама собой скользнула за пояс, коснувшись шершавой рукоятки тэтэшника, сжала ее и выдернула пистолет из-под куртки.

– Что, милая, больно? – ласково спросил девушку присевший на корточки мент. Протянув руку, он провел указательным пальцем по ссадине. – Я же к тебе, Светик, со всей душой. По-хорошему. На свидания каждый день приглашал. Цветы охапками дарил. В ресторан, в Питер, съездить предлагал. Даже в Финляндию звал, в июне, когда у меня отпуск будет. Все как положено. Другая бы шалава визжала на твоем месте от счастья, в трусы бы ко мне лезла. А ты что в ответ? Молчала, как партизанка Иванова, улыбалась, обнадеживала. Целую неделю. Довела меня, значит, до точки кипения! А тут вдруг домой уезжать собралась. Да еще прямо в лоб – пошел ты, Вадик… на хутор бабочек ловить. Никакой деликатности. Обидно, понимаешь! – последнюю фразу легавый принес с нарочитым кавказским акцентом и даже сокрушенно цокнул языком. – Я тебе кто? Сопляк безусый? Женской мохнатой пилотки никогда в глаза не видел? Думаешь, со мной можно так себя вести, да еще хамить? Сучка питерская! Ты кого из себя изображаешь, лярва?! Ты чего недотрогу из себя строишь, а?! Небось, еще в восьмом классе дворовое хулиганье целку драгоценную на фашистский крест изорвало, гуртом, в грязном подвале?! Под дрянной портвешок и косяк травки, а?! Я, может, жениться на тебе, дура, хотел. – Мент тыльной стороной руки вытер градом струившийся с одутловатого лица пот. – Лет пять последних за тобой издали наблюдал, как ты из соплячки в биксу сладкую превращаешься. Для себя берег, как сокровище. Сто раз мог за это время жениться, но все ждал. Думал – подрастет, поумнеет, тогда и скажу. Сказал, бля… И что на выходе? Все зря? Не-е-ет, лапуля, – лейтенант сально ухмыльнулся. – Так просто даже вороны не каркают. Все равно моя будешь. Здесь и сейчас! Не захотела по-хорошему, хрен с тобой! Так отдеру! А потом… уж не обессудь, придется концы в воду. Я из-за сучьей дырки, даже такой долгожданной, как твоя, зону топтать по гнилой статье не собираюсь. Дам по башке, так, чтобы сразу насмерть, положу под кустик. Ночью приплыву на лодочке, привяжу к ноге железячку потяжелее, отвезу на середину озера и – как собачку Му-му. Пираний у нас в Отрадном нет, но уверен – рыбки будут очень довольны… Чего мычишь, Светик ясный? Не нравится такой вариант? Жить, наверно, хочешь? Понимаю, понимаю, – вздохнул лейтенант и развел руками. – Но, видишь ли, теперь уже поздно. Назад хода нет. Прокомпостирован талончик. Раньше надо было головой думать. Отпусти тебя, прямо сейчас, даже без палки, под честное слово, не простишь ведь. Верно? Стуканешь, как пить дать. А мне проблемы не нужны. Я – офицер образцовый. Ни одного взыскания, сплошные благодарности. Так что – извини, малышка. Ты сама все решила. Да и шишка уже час колом стоит, аж яйца болят. Не дрочить же, когда такая красота рядышком лежит. На все ради свободы согласная…

Мусор сделал вид, что задумался. Поскреб щеку. Вздохнул.