– Не отключай, пожалуйста, телефон. Я тебе позвоню. – Василиса немного помедлила, судорожно вздохнула – так, словно собиралась расплакаться, – наклонилась к самому моему уху, и, обдав его жарким дыханием, прошептала. – Просто я хотела сказать тебе, что ошиблась. Зай, я хочу все вернуть. Ну, в смысле… ты понимаешь.
Латынина прервала обработку ногтей и с подозрительностью во взгляде наблюдала за нами.
– А как же Миша? – тоже почти шепотом, чтобы никто не услышал, спросил я.
– Миша? Он хороший мужик. Он просто отличный мужик! Но я его не люблю. Я хочу быть с тобой. Понимаешь? С тобой!
Я кивнул.
– Понимаю, со мной. Наверное, так и было бы. Но… – Мне ее было жалко. Искренне жалко эту белобрысую несуразищу! И чтобы сказать то, что собирался сказать, пришлось напрячься и на секунду вызвать воспоминание о том телефонном разговоре, когда она хладнокровно сказала: «Твой поезд ушел». – Тебе не повезло, детка. Ты опоздала. Всего на два часа.
– Опоздала? – В ее голосе прозвучала не то растерянность, не то неверие. – Как? Почему?
– Оглянись назад. Просто возьми и оглянись. Она так и сделала.
И пересеклась взглядами с Олей Латыниной. И все поняла.
– Ясно, зайка. Но все равно, можно я тебе позвоню? – Она спросила это совершенно ровным тоном.
А по щеке сбежала слезинка.
– Конечно, звони.
– Тогда не отключай телефон… Ну, я пошла, – выдохнула Василиса, развернулась и выбежала из кабинета.
– Удачи, детка, – пожелал я ей вслед. – Береги себя! Дверь громко хлопнула.
Латынина вновь занялась ногтями. Я откинулся назад, и спинка кресла послушно просела.
Мне было больно!
– Ну и о чем вы шептались? – Латынина закончила обработку ногтей, подошла ко мне, привычно ткнулась губами в макушку.
– А отгадай с трех попыток.
– Мне довольно одной. Глупая девочка погуляла на стороне, пришла к выводу, что там беспонтово, и попросилась назад. Она даже не сомневалась, что ее примут с распростертыми объятиями. Но неожиданно получила от ворот поворот.