Под позолотой - кровь

   – Не нужно так волноваться, Семеновна, – вмешалась женщина, выйдя из душа, – все здесь в порядке. Вы извините, что мы вас побеспокоили, вы кажется, спали.

   – Да нет, ничего, спать мне совсем не хочется.

   – До свидания, – сказала женщина и вышла. Дежурная окинула Дашу презрительным взглядом и вышла из номера, громко хлопнув дверью.

   Даша посидела на кровати, прислушиваясь к себе. Она оставалась прежней и одновременно стала совсем другой. Даша помнила всю свою жизнь, каждую ее минуту, помнила всех людей, которые умерли от ее руки, но это было как бы во сне, пусть в реальном до ужаса, но, тем не менее, сне.

   Даша словно проснулась. Она проснулась через восемь лет, после того, как уснула, когда с ней произошло то… Но она проснулась, и тот день больше не висел над ней проклятием.

   Она стала снова семнадцатилетней, она чувствовала себя семнадцатилетней, и она хотела быть семнадцатилетней. Даша просто не могла сидеть в номере и ждать, пока за ней приедут. За окном были люди, была музыка, где-то там было море и были огни, и веселье – все это звало ее. Даша не могла противиться этому зову и не хотела ему противится.

   Она потеряла слишком много времени, слишком много дней прошло под страшным давлением кошмара, и теперь, когда появилась такая возможность, мозг ее торопился отбросить те страшные воспоминания. Даша снова жила, и жизнь ее пьянила.

   Стены номера сжимали ее, не давали вздохнуть свободно, и Даша решила не сопротивляться своему желанию. Она приняла душ, оделась и пошла в ресторан.

   – Глянь, какая сука, – сказал Локоть, когда Даша вошла в зал.

   Сявка оторвался от фужера с водкой и посмотрел на вход:

   – Нормально, позовем за стол?

   – Крышей поехали, мудаки? – взорвался Графин, – мало вам неприятностей? Еще захотели?

   – Это ты о чем? – засмеялся Сявка, – Нам сказали погулять, как следует. Вот и погуляем.

   Обычно Сявка не особенно разговаривал, но события дня и водка его расшевелили, и он не собирался отказывать себе в развлечении. В принципе, на месте Даши могла быть любая другая женщина, но этим вечером Сявке нужен был кто-нибудь чистый и светлый, чтобы втоптать его в грязь. Шалавы его не устраивали.

   Локоть его поддержал и тогда, когда Сявка предложил отхарить бабу, и тогда, когда они отправились за ней следом, а Графин снова запсиховал. «Они нас перемочат!» – сказал Графин в зале и Локоть сказал: « Пусть на них Пень шестачит».

   Даже тогда, когда в кафе Сявка предложил избавиться от шедшего за ними от самого кабака человека Грека, Локоть согласился не задумываясь. Хуле с ними цацкаться, в натуре! И так они слишком долго терпели. Ну и болт с ними! Карась и Пень у них – их проблемы.

   Водка и обида придала их мыслям определенное направление, и они не собирались с него сходить. Бедняга, наблюдавший за ними, пошел за киоск как привязанный и, увидев выражение лиц Локтя и Сявки, попытался их припугнуть, но длилось все это всего несколько секунд. Он даже крикнуть не успел. Графин просто побелел, он не ожидал такого. Он рассчитывал, что быки просто вырубят этого парня, и потом можно будет отмазаться, мол, пьяные были, не соображали.

   Графин шарахнулся от трупа, потом как загипнотизированный прошел в кафе, а потом двинулся вместе с ними по пустеющей набережной за уходящей Дашей.

   А Даша не видела их, не видела их взглядов, не слышала их разговоров. Она забыла, что нужно внимательно осматриваться, что нужно подозревать всякого как потенциальную угрозу. Она бездумно гуляла по набережной, сидела возле стойки бара, а потом ей захотелось пройтись в одиночестве вдоль моря, по пляжу, и она пошла к лодочной станции.

   – Сейчас мы ее… – сказал Сявка и сплюнул, – только я первый, слышали?