Бес встал, покачиваясь на неверных ногах, попытался понять, с чего надо начинать, но лишь тупо обвел глазами коридор.
– Сначала умойся в ванной. Помой руки, застирай сразу рубаху, – Жук говорил спокойно, по-хозяйски.
– Ага, – Бес кивнул и потянул дверь ванной.
– Свет включи.
– Ага.
Он повернул кран, подставил под струю воды руки и просто ждал, пока вода не смоет с рук грязь. Кровь крупными каплями падала в умывальник, бегущая вода окрашивалась в розовый цвет.
Убью.
Бес подумал это холодно и спокойно. Не сейчас. Не здесь. Убью. Бес и раньше говорил это себе о Жуке, но то было нечто вроде самоуспокоения. Теперь же мысль пришла в голову, как приказ, команда, которую он обязательно выполнит.
Только выбрать подходящее время. Как в тот раз.
Бес наклонился, набрал в пригоршни воды и плеснул в лицо. Тогда тоже думали, что можно просто унижать Беса. При всех. Он лежал посреди двора, на глазах у всех, а те двое, застегивая ширинки, хохотали.
– Теперь тебе не жарко, Бесенок?
А он лежал, затаив дыхание, в луже, и в голове его рождалась холодная мысль – убью.
Бес набрал в рот воды, прополоскал и выплюнул.
Тогда все решили, что он сломался. Обоссанный. Это стало его позорной кличкой, но он делал вид, что не обижается. Он даже улыбался. Он ждал почти месяц.
И дождался. Эти двое любили захаживать в киоск к одной прошмонтовке. По очереди они ее харили, или оба сразу – Бес этого не знал, да и не интересовало его это. В тот вечер он увязался за ними, ходил сзади, не попадаясь на глаза, отстаивался в подъездах, если они заходили в дом.
В киоск они пришли уже за полночь. Блядь впустила их, закрыла дверь на засов, и через несколько минут свет в киоске погас. Стоял киоск на отшибе, рядом никого не было, и менты там появлялись редко.
Бес подошел к двери киоска и осторожно, чтобы не нашуметь, вдел в петли навесной замок, который специально принес с собой, осторожно повернул ключ.
Как будто вчера это было, Бес помнил запах липы, разогретого металла и запах бензина. Он принес с собой трехлитровую банку бензина. У него тогда даже мысли не мелькнуло отступить. Он приговорил и выполнял приговор.
А баба… Ей же хуже. Бес осторожно снял с банки пластмассовую крышку, подошел к окошку. Окошко они оставили открытым – жара на дворе. Бес прислушался.
В темноте кто-то застонал. Бес плеснул в темное окошко бензин.