– Сдаюсь, – выговорил Шеель, поднимая руки. – Не стреляйте. Я иностранный подданный.
Майор Рогозин присвистнул. Приблизившись к Курочкину, он выпятил губу и похлопал подчиненного по плечу. К его «подвигу разведчика» он прибавил поимку иностранного агента:
– Поздравляю. Ты отбил у меня охоту назвать эту операцию «Спасение рядового Курочкина». Хорошо поработал, Сережа, чистенько, без швов. Доволен своей работой?
– Очень устал, товарищ майор.
Рогозин понимающе покивал головой. Не скоротечная физическая работа стала причиной усталости, а эмоции, новые чувства, привыкнуть к которым невозможно. Курочкин был не из тех людей, которым требовалась помощь психолога. Тут главный психолог он сам, а помощники психолога – его товарищи. Даже командир не вправе был вмешиваться. Хотя бы потому, что представлял «противную» сторону: он отдал приказ на ликвидацию.
Сергею не давал покоя один вопрос. Он быстро очухался от скоротечного поединка и, покачав головой, сказал Шеелю:
– Как ты от камней-то ушел? Вот этого я не пойму, хоть убей.
– Камнепады – моя слабость, – ответил Шеель, морщась от боли: сержант Камбаров завел ему руки за спину и замкнул на них «браслеты». – Тебя еще в проекте не было, когда я проходил моренами.
Похоже, командир «Красного спасения» также пытался представить себе образ своего визави, и также тщетно. Тот был загримирован и походил на собирательный образ крутого спецназовца. Ростом под два метра. Не верится, что он поднялся по вертикальной скале. Шеель представил, как эта разукрашенная жердь встает на цыпочки и хватается за карниз, переваливает свое тело на плато. Такие великаны рождены для другого: крушить камни и скалы.
Рождены.
Когда Сергей повернулся к нему вполоборота, Ларс Шеель, шевеля губами, прочел на его плече: «Одаренный от природы».
И спросил:
– Чем ты одаренный, верзила, ростом, что ли?
Курочкин улыбнулся:
– Разве ты еще не понял?..
3
– Поминки оказались невеселыми, – мрачно сострил Рогозин, избегая смотреть Курочкину в глаза.
Они прощались. Скорее – навсегда. И оба понимали это.
Майор не припомнил таких грустных проводов. Через него прошло много солдат срочной службы. Он воспитал не одного классного егеря. Ляпал их с нуля, быстро, но качественно, как Бог из «Божественной комедии», однако без юмора. Но еще ни разу на его языке не вертелась строчка из песни: «Опустела без тебя земля». Опустеет. Горы затоскуют по Сереге Курочкину. Может быть, он любил горы потому, что в отряд пришел уже классным скалолазом. За его плечами суровые горы Скандинавии, Большой Кавказ, Восточные Альпы. Майору хотелось спросить: «Ну как там горы в Скандинавии, очень высокие?» Он знал ответ, но хотел услышать продолжение. Красиво там, черт возьми. Ну как словами передать красоту Скандинавских гор, вершины Гальхёпиггена? Это надо видеть. Даже с закрытыми глазами можно почувствовать их красоту. И об этом майор Рогозин знал. Он не поднимался на Казбек, но видел его. Закрывал глаза и все равно видел. Видел на склонах луга, которых нет и в раю, а выше них – снега, такие чистые, что небо кажется грязным покрывалом. Счастливые люди живут рядом с великой горой. Им неведомы зависть и злость. Чему завидовать, когда ты каждый день любуешься вершиной сказочной горы. Скрывает ли она под собой несметные сокровища? Может быть. Никто об этом не знает. Цветы красивы на лугах. Когда ты срываешь цветок, ты забираешь у него душу. Они мертвые в букете, в венке. И гора умрет, если вгрызутся в нее трактора и машины.
У майора было свое представление о душе. Душа, на его взгляд, – это нервы. Он часто шутил по этому поводу: «Нервный человек – душевный человек». И добавлял, когда его не понимали (а его в этом вопросе никто не понимал): «А что такое?»