Алексей подумал, что это, должно быть, что-то вроде анкеты при приёме на работу. Что ж, порядок есть порядок.
Но вопросы оказались немного странными.
— Откуда ты узнал, что Олег Фоменко находится в доме на Лесном шоссе?
— Услышал по рации. По милицейской рации.
— И что ты собирался делать?
Врать после смерти — дело совсем уж последнее, так что Алексей не стал скрытничать:
— Думал, возьму его… Вроде как в заложники. Потребую, чтобы мать и сестру отпустили. Они-то в чём виноваты?
— Они ни в чём не виноваты, — согласился мужчина в очках. — И ты думаешь, твой план сработал бы? Полковник Фоменко согласился бы на твои требования?
— А что ему оставалось делать?
— Ну, брать заложников — это уже тяжкое преступление, терроризм. Фоменко мог подогнать спецназ, снайперов, и тебе бы влепили пулю.
— Вряд ли.
— У тебя есть какие-то идеи, мысли на этот счёт? Почему — «вряд ли»? Почему ты думаешь, что Фоменко не пошёл бы на шумное решение проблемы?
— Нет у меня мыслей… Просто думаю я так. Кажется мне, что не погнал бы он против меня спецназ, захотел бы по-тихому все решить.
— Интуиция. Понятно, — сказал мужчина в очках. — Ну а вообще — чего ты хочешь?
— Это как?
— Ты молодой умный парень, приходишь из армии и начинаешь как одержимый гоняться за каким-то подонком. Будто бы нет в мире дела важнее.
— А что, не надо было? Надо было простить? Типа, врезали по одной щеке, подставь другую?
— Я не об этом. Наверное, нужно было сквитаться с Олегом Фоменко. Но ты сделал это таким способом, что пустил под откос всю свою будущую жизнь. Ты уже не можешь вернуться домой, ты не можешь встретиться с матерью, тебя ищет милиция…
— Я всё сделал правильно.
— Наверное. Но разве обязательно было бить Олега Фоменко при людях? Люди в таких случаях перестают быть людьми и становятся свидетелями. Ты мог сделать все то же самое, но не засветиться.