Рождество по-новорусски

22
18
20
22
24
26
28
30

Охранники вроде бы невзначай окружили Гирю. Тот огляделся с усмешкой:

– Я к тебе по-хорошему пришел. Кроме меня в машине только водила. И я сам без ствола. А ты вот так на меня… Не хорошо, Саня. Не поймут тебя люди. Спросить могут, а чего это ты втихую допрашивал пацанов. И что ты скажешь?

– Гиря, Геннадий Федорович, – Мехтиев жестом отправил подальше охрану. – Я тебя когда-нибудь обманывал? Я слов нарушал? Не было такого никогда.

– Ну…

– Не мешай мне, прошу. Я с твоими серьезно говорить хочу, тебе лучше при этом не быть. Они могут подумать, что нечего бояться. А так я их припугну – они расколются. Повисят голые на крюках – все вспомнят, а не будут лажу пороть про то, что их кто-то похищал, глаза завязывал, на машине увозил.

Гиря задумался. Потом ухмыльнулся.

– Только ты не забудь мне их вернуть живыми.

– Обижаешь. Верну живыми. Слово даю.

– Ладно, – сказал Гиря. – Поверю тебе. Когда вернешь пацанов?

– Сегодня и верну, слово чести! – Мехтиев приложил руку к груди, там, где у обычных людей есть сердце.

Гиря, не прощаясь, вышел. Сел в «мерс» и уехал.

Мехтиев запахнул пальто и спустился в подвал. Он чувствовал себя плохо. Не выспался. И, кроме того, Мехтиева начинали преследовать нехорошие предчувствия. Он ощущал себе крысой, которую гонит кто-то, не спрашивая желания. И отчего-то казалось, что гонят его в тупик.

Привычный и знакомый мир начинал казаться ночным кошмаром.

Батон рассказал все, захлебываясь, давясь слезами и криками.

– Ну, ты и сука, – сказал Брюлик, узнав, как все оно было на самом деле.

Рогожа присоединился бы к мнению кореша, но был как раз без сознания.

– Я не думал плохого! – крикнул Батон. – В натуре, не хотел никому заподло делать. Только бабок срубить по-быстрому.

– Срубил? – тяжело спросил Мехтиев.

В подвале кроме него и пацанов не было никого. Мехтиев всех выгнал, когда Батон заговорил.

– Ну, кто же знал? Мне сказали просто приехать и замочить. Сказали, сколько их было и где…