Владимир Родионыч откашлялся и тяжело вздохнул.
Липский закричал сразу, как только огонь коснулся кожи. Липский не хотел умирать. И он не хотел терпеть боль. Он не привык терпеть боль. Он просто не умел ее терпеть.
– Не нужно, прекратите!
– Где деньги? – спросил Шмель. – Где четыре миллиона долларов? Где они лежат? Только не рассказывай мне, что их отсюда увезли и спрятали где-нибудь возле завода. Я ведь тебе не поверю.
Зажигалка снова приблизилась к лицу Липского.
– Нет, нет, нет, нет! Пожалуйста…
– Деньги.
– Вы все получите, честное слово, я клянусь! Но деньги нужно…
– Отдать мне!
Зашипела кожа. Закричал Липский, попытался оттолкнуть руку Шмеля.
– Не будь идиотом, Леня! У нас нет повода для дискуссии. Либо ты мне все отдашь, либо умрешь. Быстрее соображай.
– Мать, моя мать, она действительно…
– Потерпишь. А там, глядишь, я тебе помогу. Твоя мамаша через годик тихо утонет где-то на южных островах. Поедет со своим очередным мальчиком, заплывет далеко от берега… И ты выйдешь на волю. И станешь снова богатым. Я никуда не денусь. Мне нет смысла прятаться. Мне лучше переждать здесь, чтобы не стали больше никого искать. Во всем виноват только Виктор Евгеньевич. Только он.
Язычок пламени снова лизнул щеку Липского.
– Мама!
– Маму зовешь, – усмехнулся Шмель. – Маму…
– Не нужно, пожалуйста, не нужно!
– Деньги.
Гринчук посмотрел на часы. Скоро должна прибыть кавалерия. У Полковника в спецгруппе работают ребята толковые и шустрые. Сейчас как приедут, как бросятся на штурм. Будет неприятный сюрприз Шмелю.
И не ему одному. Времени должно хватить, Леня не из тех деток, которые смогут долго выдерживать напор Шмеля. Тот умеет производить впечатление на неподготовленных людей. А Леня… Он слишком беззащитен, и оттого жесток, сказала старая учительница. Бедная старая учительница, которая жалеет всех своих учеников. Не любит, но жалеет.