– В машину садись, придурок, – Кирилл потянул Нолика за куртку.
Нолик потыкал вслепую пистолетом в левой руке в поисках кармана, нашел. Потом сел в машину.
Пока топтались на улице, машина успела остыть.
Что там еще сказал Краб, Нолик не услышал. Краб сел на свое место, хлопнул дверцей.
– Домой.
Водила мотор не глушил. Машина сдала задним ходом, развернулась. Нолик оглянулся на клинику.
Тройка подошла к микроавтобусу. Ворота закрылись
Пистолет, вспомнил Нолик и осторожно тронул Краба за плечо.
– Что?
– А пистолет куда?
– Пистолет?
– Ну да, ТТ.
– Себе оставь. Может пригодиться сегодня. Только смотри, – Краб обернулся к Нолику, и тот отшатнулся от него, – будешь его в руках держать как нож в подвале…
Краб фразу не закончил и отвернулся.
– Ага, – сказал Нолик и зачем-то добавил, – Спасибо!
Наблюдатель
Кабинет. Лет сто назад в нем, видать, сиживал какой-нибудь граф и излагал уездному врачу свои взгляды на облегчение жизни народной. Или наоборот, жаловался жандармскому офицеру на неблагодарность пейзан. Или еще кто-то болтал на любую другую тему.
Говорил наверняка очень увлеченно и страстно. Кабинеты вообще располагают хозяев к увлеченным и страстным разговорам.
Вон даже нынешний Хозяин, человек деловой и суровый, ударился вдруг в патетику. Как же им всем хочется выговориться! Перед кем угодно! Постараться рассказать, задыхаясь и захлебываясь слюной, что жизнь прожита не зря, что есть под ребрами, между уязвленным желудком и изболевшейся печенью, место для души. И что именно эта изможденная и очень ранимая душа и заставляет его, бедного и страдающего, делать все эти гнустности и подлости.
Хозяин говорил, подкреплял свои слова резкими, рубящими жестами. Иногда пальцы его шевелились, словно в поисках горла собеседника. Пытается быть убедительным. Только все его аргументы, все его изболевшиеся внутренности – не интересны они Гаврилину. У Гаврилина сейчас только одна мысль, одно желание. Выжить.