Алмаз в воровскую корону

22
18
20
22
24
26
28
30

На том месте, где несколько часов назад лежали ящики, теперь возвышался огромный земляной холм. Похоронены изумруды были крепко, теперь их так просто не раскопать. А уж весной все заплывет, затвердеет, порастет кустарником.

Подскочил старшина и негромко поинтересовался:

— Дальше закапывать, товарищ майор?

Хм, и слово-то подобрал какое, как будто бы о покойниках говорил.

Притомился даже фотограф. Расположившись на сломанной тачке, он смолил едкий табачок и спокойно посматривал на усердно работающих зэков. Лицо философское, отрешенное. Но в глазах просвечивает нехитрая мыслишка: просто мир так устроен, одни с тачками бегают, а другие их стерегут. И ничего тут не поделаешь. Впрочем, мелькала в них и еще одна мысль, откровенная и прямая, как расстояние между двумя точками. Хорошо, что именно ему приходится находиться во второй категории.

Коробов задержал взгляд на шестиметровой макушке холма и уверенно кивнул:

— Достаточно!

Лицо старшины неожиданно застыло, он ожидал дальнейшего распоряжения.

— Знаешь, что нужно делать?

— Так точно!

— Тогда чего стоишь? Приступай! — поторопил его майор и отвернулся.

Люди продолжали работать на износ. Однако никто из заключенных не роптал, уж лучше быть усталым, чем мертвым. Они привычно заполняли тачки землей и торопились по проторенной дороге.

— Прекратить работы! Становись! — громко крикнул старшина.

Лагерники охотно отставили в стороны тачки и в надежде на перерыв потянулись строиться. Все-таки какой-никакой, а отдых…

Заложив руки за спину, старшина терпеливо дожидался, пока заключенные построятся. Шеренга получалась неровной, в том месте, где была свалена гнейсовая порода, строй изогнулся кривой линией и уперся в тачки, сваленные в кучу.

Старшина подождал, пока линия, наконец, выровняется. Образцового построения от заключенных не требовалось — чай не на парад их сюда пригнали! — но все же следовало соблюсти некоторые условности, а потому не мешало подпустить и страху. Старшина сурово свел кустистые брови к переносице и строго распорядился:

— Поживее! Подравнялись.

Строй колыхнулся, затоптался на месте и кое-как выровнялся. На лицах зэков читалось заметное облегчение. Все же лучше стоять в строю, чем горбатиться на хозяина.

Даже кратковременный отдых меняет человека. Коробов с интересом всматривался в заключенных, надеясь рассмотреть в их лицах нечто похожее на предвидение. Но на усталых лицах читались только тоска и надежда на возможный отдых. Если прозрение и щекотало подкорку, то совсем ненавязчиво и тотчас затухало под стволами автоматов, направленными прямо в грудь.

Старшина неторопливо прохаживался вдоль шеренги. Один из лагерников, нарушая строй, выдвинулся чуток вперед. Тут не то что грудь четвертого, даже ближайшего соседа не рассмотришь. Секунду старшина решал простенькую задачу: двинуть его в рыло или пускай стоит как хочет. Выбрал второе. Оно и к лучшему. Чего же время на воспитательную работу тратить, все равно дурня уже не исправишь.