Ассасин

— Ты уверен?

— Абсолютно! Кому об этом знать, как не ФСБ.

— Тоже верно.

— Так мы теперь в расчете?

— Да.

— Ты обещал уничтожить бумаги.

— Сделаю.

— Вычеркни из телефонного справочника мой номер.

— Вот этого не обещаю.

— Почему? — В голосе Альберта прозвучала тревога.

— Хотел бы как-нибудь выпить с тобой бутылку «Русского Размера».

— Заманчиво, но давай перенесем нашу встречу до лучших времен. Хорошо?

— Договорились.

Анисимов отключил телефон. Такого ответа он не ожидал. Было над чем поразмыслить.

Значит, Федор Герасимович Терехин, старый дружок Федя…

В какой-то момент Анисимову показалось, что с Федей Терехиным они расстались навсегда. Во всяком случае, воспоминания о нем не были столь яркими, как прежде, затерлись пластами впечатлений последующих лет, которые они прожили вдали друг от друга.

Они вместе служили в воинской части, затерянной в тайге Южного Урала. Федор занимался электронным обеспечением системы защиты. Надо сказать, что делал он это толково. Несмотря на житейскую неприспособленность, в общении он был приятным парнем, веселым, общительным. Порой Анисимову чудились в его лице какие-то восточные черты, но, присмотревшись, он решил, что ему просто мерещится. Но впечатление это все равно время от времени возникало.

После расформирования части они вернулись в Москву, где первое время очень часто встречались. Частенько к ним присоединялся и Густав-Сафронов. Потом они поссорились из-за Ольги. Общение разом прекратилось.

Теперь надо повидаться с Федей. Вряд ли он действительно живет в своей прежней квартире. Нужно крепко подумать, где его искать.

Федор обладал редким качеством — постоянством. Он не любил изменять своим привычкам, и если ему приходилось отступать от намеченного плана, то он воспринимал это весьма болезненно. Его привычки распространялись не только на манеру курить, привязанность к одним и тем же маркам сигарет и сортам вин, но также и на людей. Одних он считал своими друзьями, умея прощать им самые несусветные глупости, а других бескомпромиссно определял в стан врагов. И ни один, даже самый широкий, жест в его сторону не мог изменить его первоначальное мнение.