Никита невольно сглотнул. Этот голос он узнал бы из тысячи. Тот же слегка надтреснутый стариковский тембр, те же повелительные интонации, которые он помнил с глубокого детства. Даже походка, пусть и сильно измененная, напомнила ему деда.
Приостановившись, Никита хотел было посмотреть вслед старику, но, вспомнив предостережение, преодолел это желание и направился далее. Дед был мертв уже целую неделю, он ведь сам видел его лежащим на полу в неизменных полосатых штанах и в темно-зеленой рубашке.
Стоп!
Огонь обезобразил лицо покойного до неузнаваемости. Так что не было никакой возможности распознать его. Значит, человек, столкнувшийся с ним на тротуаре, был не кто иной, как его родной дед.
Это ошеломило Никиту. Место, о котором говорил дед, находилось в десяти минутах ходьбы. Никита преодолел соблазн посмотреть вслед старику. Глядя со стороны ровным счетом ничего не произошло, просто он приостановился на какую-то долю секунды и зашагал в прежнем направлении.
Свернув за угол, Зиновьев ускорил шаг. А вот и тот двор, о котором говорил дед. Небольшой, тихий, тенистый. Молодые мамы с малолетними детьми чувствовали себя здесь очень уютно.
Никита сел на качели. Этот двор он помнил всегда. Собственно, за двадцать с лишним лет двор почти не изменился, если, конечно же, не считать того, что деревья стали выше, а углы двери заросли кустарником. На скамейке перочинным ножичком было вырезано чье-то горячее признание в любви, адресованное какой-то неведомой Наташе. Эту надпись Никита помнил, по крайне мере, лет пятнадцать. Надпись почернела, покоробилась от непогоды и времени, но не сдавалась, продолжала сообщать о любви к неведомой Наташе.
За это время во дворе успела вырасти уже не одна Наталья. Некоторые из них успели обзавестись целым выводком пацанят. Но вот надпись, — чья-то кровоточащая рана, — продолжала удивлять своей откровенностью.
Едва Никита оказался во дворе своего детства, как на него мгновенно навалились полузабытые впечатления. С этим местом у него было связано даже больше, чем он предполагал. Вот в том углу двора он подрался со своим другом Яшей Панкратовым. А к тому дереву, когда уже подросли, они привязали Маринку, девчонку с соседней улицы, и, стараясь заглушить тайные желания, тискали ее жадными мальчишескими руками за самые заповедные места. И только какое-то провидение уберегло их тогда от следующего рокового шага. Неизвестно, как бы сложилась судьба каждого, если бы они все-таки осмелились перешагнуть обозначенную черту. Никита потом долго чувствовал на своих ладонях жар девичьей плоти.
Задумавшись, Никита даже не обратил внимания на человека, вышедшего из-за кустов. Присев рядом на качели, тот тихо сказал:
— Ну, здравствуй, внук.
Повернувшись, Никита увидел деда.
— Здравствуй, дед. Так ты живой?
В этот раз во внешности его соседа по качелям не было ничего от прежнего бродяги, которого он повстречал полчаса назад — ни бороды, ни ветхих штанов. Перед ним был импозантный пожилой мужчина, больше напоминающий представителя какой-нибудь научной элиты. Разве что пальтишко малость пообтерлось, так это потому, что финансирование науки ныне не столь обильно. Вот и приходится бедствовать.
Дед усмехнулся.
— Рано ты меня хоронишь. Поживу еще. Домой не ходи. Около твоего подъезда топчутся какие-то люди, лучше тебе с ними не встречаться, поверь моему опыту.
— Понял.
— У тебя есть где заночевать?
— Придумаю что-нибудь.
Дед был серьезен.
ebooksa