Воровская корона

22
18
20
22
24
26
28
30

Артист значительно кашлянул, как если бы проверял голос перед сольным выступлением, и заговорил, сбавив бас на пол-октавы:

— Мне бы, батенька, свой перстенек вернуть. Это ведь не просто кусок золота. За ним история богатая! Говорят, он был подарен Карлом Великим одной из своих невесток. Потом, сменив массу хозяев, был подарен Екатерине Великой, — вдохновенно перечислял артист. — Но на этом его история не закончилась, он был…

— Где этот перстень? — коротко спросил Сарычев.

— Он его на палец надел, — возмущенно указал артист. — А вот он! Вот он! — возликовал оперный бас. — В кулак зажал, стервец.

— Разожмите ему руку, — приказал Сарычев.

— Не надо, — скривился жиган, разжимая ладонь. — Забирай!

Певец с проворством опытного щипача стянул с пальца заветный перстень и бережно уложил его в карман. На стоявших рядом чекистов брызнули лучики света и погасли.

— Я вам оставлю контрамарку, — великодушно пообещал артист.

И, расправив могучую грудь, величественно зашагал ко входу в театр.

Глава 19 Я ПОДНИМАЮ БАНК

По городским меркам спать еще рановато, а на улицу уже не сунешься — темень! Для Кускова это почти ночь, а потому окна в домах черны, и лишь в некоторых из них колеблется красноватое пламя свечи.

— Я с него, Кирьян, глаз не спускал, как ты и наказывал, — негромко произнес Сявка, всматриваясь в темноту. — Он в городе — и я с ним. Он в Кусково, и я туда.

— Ты мне по бездорожью-то не чеши, — строго предупредил жиган.

— Без понтов! — серьезно заверил пацан.

— Лады. Видел, что он тащил? — так же тихо спросил Курахин.

— В первый раз чемоданчик… Наверняка в нем «фанера», — уверенно предположил беспризорник, — а вот во второй — саквояж… Ну такой, какой у лекарей бывает. Тут, правда, куда-то он исчез на пару дней. А потом опять появился, только какой-то напуганный, все озирается.

— На чем он сюда добирается?

— На извозчике. Останавливается в версте, а потом пешкодралом чешет.

— Тебя-то он не заметил? — обеспокоенно спросил Кирьян, поглядывая на крыльцо пристроя.

— Обижаешь, Кирьян, — оскорбился Сявка, — не впервой ведь топаю. Я за деревьями прятался, а там тень гуще. Он во флигелек заходит. Пошуршит там чего-то и выходит, уже без чемоданчиков.