Воровская корона

22
18
20
22
24
26
28
30

В глазах солдата вспыхнул интерес. Он со вниманием осмотрел Кирьяна, но огоньки в его зрачках тут же потухли, а на лице отчетливо прочиталось: «Победокурить бы, конечно, можно было бы, да как бы тятенька не заругал! Да и место уж больно хлебное, расставаться жаль. А потом, хрен их знает, этих жиганов, ляпнут где-нибудь что ни попадя, тогда придется хлебнуть на всю катушку».

— Я те отблагодарю! — взмахнул руками хлопец. — Я те так отблагодарю рукоятью промеж глаз, что ты забудешь, как тебя звали!

— Дурак ты, — хмыкнул Кирьян. — Я тебе большие деньги предлагаю.

Красноармеец задумчиво почесал нос и захлопнул дверь. Теперь уже не так уверенно.

Вчера вечером Кирьяна вновь допрашивал Сарычев (иначе, как Хрящом, Кирьян его не называл), предлагал подписать какие-то бумаги, но жиган, криво усмехнувшись, заявил, что он неграмотный. Сарычев отказу не удивился, собрал листки в аккуратную стопку и равнодушно сообщил:

— Значит, и умрешь неграмотным.

Кирьян все-таки задремал, иначе скрип отворяемой двери не показался бы ему таким зловещим. У порога стоял тот самый красноармеец, правда, вид его был куда более мирный, нежели раньше при первой встрече. Он широко улыбнулся, показав огромные, почти лошадиные зубы, а потом произнес чуть ли не по-приятельски:

— Тут тебе передали, — протянул он сложенную бумагу. Весь его вид так и кричал: хрен с батюшкиным гневом, своя выгода важнее! — Только бумажку порви…

Кирьян Курахин развернул записку и быстро прочитал.

— Послушай, как там тебя, — поднял он голову, но дверь уже зловеще грохнула. Улыбнувшись, Кирьян порвал бумагу на мелкие кусочки и засунул их в щель между досками.

Он лег на нары и, не обращая внимания ни на мерцающий свет, ни на торчащий сучок, уснул крепким сном.

* * *

От Рождественского монастыря, где находились арестантские казематы, до Большой Лубянки путь невелик. Всего-то пройти Кисельные переулки. Потому-то арестованных вели пешком под охраной красноармейцев. Некогда, в старину, здесь жили кисельники и готовили для поминок варево, что славилось на всю округу. Ныне соседство переулков с Лубянкой было символичным.

Лишь иной раз сердобольные прохожие украдкой совали в руки конвоируемому арестанту краюху хлеба да бегом назад. Но сейчас все больше проходили сторонкой, времена нынче не те, чтобы привечать арестантов. А ведь каких-то лет десять назад не было ничего особенного в том, что и иная бабка сунет горемычному «колоднику» подаяние. И горемыке легче, и самой веселее, будто бы послание непутевому сыночку передала. А потому конвоиры на сердобольных старушек посматривали вполглаза и лишь особенно назойливых отваживали от арестантов бранным словом.

Шестеро бойцов, вооруженных винтовками, сопровождали трех жиганов. Работа обыкновенная, подобный путь они проделывали не однажды. Прошли мимо стен монастыря, чуть приостановились на углу, чтобы раскурить папироски, и потопали далее к Лубянке.

Вскоре на их пути попалась крепкая бабка лет семидесяти с узелком сухарей. Один из красноармейцев отмахнулся от старухи, не подпуская ее к узникам, но она упрямо шла за ними и просила Христа ради допустить до сынков. Кто знает, какая червоточина таилась у бабы на душе, может быть, этим она искупала какой-то свой застарелый грех. И когда командир милостиво кивнул, разрешая ей приблизиться, она благодарно запричитала и сунула узелок арестанту, шедшему ближе всех к ней. Потом отбежала в сторону, крестясь и вздыхая.

Стоящим в подворотне Степану, мадам Трегубовой и Дарье хорошо было видно, что впереди шел Кирьян, по обе стороны от него по красноармейцу. Чуть позади — Макей и Фомич. Оба понурые, будто каждый из них тащил на хребте по тяжелому валуну. Они сосредоточенно рассматривали булыжники под ногами и лишь иной раз бросали взгляд по сторонам, как будто хотели увидеть среди редких прохожих знакомых. Только Кирьян шел бодро, высоко подняв голову, с легкой улыбкой на губах, как будто знал нечто такое, о чем не подозревают его спутники.

— Я не могу, — с мольбой выдавила Елизавета Михайловна и умоляюще посмотрела на Степана.

— О чем ты, стервоза, раньше думала! — вскипел не на шутку жиган.

— Поначалу-то думалось, что все просто будет, а как увидела их с ружьями, так и поняла, что не смогу.

— Да я тебя сейчас прямо здесь похороню! — замахнулся на бабу Степан.