Империя смотрящего

22
18
20
22
24
26
28
30

— Кудрявцев был очень возбужден, испытывал немалое внутреннее напряжение. Впрочем, в его положении это вполне объяснимо. Не каждый день задают такие неприятные вопросы.

— Может, были еще какие-нибудь настораживающие или подозрительные симптомы? — нахмурился Маркелов.

Конечно же, Кудрявцев нервничал, конечно же, был напряжен, но интересно — как бы он сам повел себя в подобной ситуации? Приборы вещь хорошая, но они всего лишь некоторое красочное дополнение к внутреннему ощущению и интуиции, на которые Захар привык полагаться. В настоящее время имеется немало хитрецов, способных обмануть даже детекторы лжи. Но привычка доводить начатое до конца не позволяла ему отходить от компьютера. На очереди был тепловизор, наиболее объективная часть показаний. Работает он очень просто: когда человек лжет, то биохимические реакции в коре головного мозга усиливаются, они, в свою очередь, понижают температуру в конечностях. Остается только измерить эту температуру. Нужно только наложить показатели тепловизора на изображение человека.

— Ничего такого я не заметил, — отрицательно покачал головой Карасев. — Все в пределах нормы.

— А что там показывает тепловизор?

Андрей дважды щелкнул мышкой. На экране показалось изображение Кудрявцева. Сейчас он не показался Маркелову потерянным. Между бровей даже обозначилась отчетливая строптивая морщинка. В нем присутствовал дух — удивительно, что он этого не заметил.

— Взгляните, — щелкнул Карасев по клавише.

Первоначальное изображение стало как бы размываться, приобретая между тем насыщенные цвета.

— Розовый цвет — это нормальная температура, — пояснял Карасев. — Красный — повышенная. А вот синий, — обвел он конечности, — это уже пониженная температура.

— Давай я сам, — потеснил его Маркелов и, пододвинув к себе свободный стул, устроился перед монитором.

Перекрутив запись на начало беседы, Маркелов стал внимательно вслушиваться. И по мере того как проходила беседа, тепловизор чутко реагировал на каждую фразу, отражая на экране температуру каждого участка тела.

Уже прослушивая запись второй раз, Маркелов находил в голосе Кудрявцева немало интонаций, на которые прежде не обращал внимания. Кроме внутреннего протеста, в начальнике планового отдела ощущалась сила, какая случается только с осознанием собственной правоты.

Странно, что он не обратил на это внимания при разговоре.

Беседа подходила к концу, но тепловизор не сумел выявить ни одного «симптома лжи». Конечно, температура менялась, но все происходило в пределах допустимого.

«Может, документы кто-то видел, когда вас не было в кабинете?»

Этот вопрос Маркелов попытался задать участливо. Собственно, он так и прозвучал, но вместе с тем в нем звучал вызов.

Кудрявцев слегка пошевелился, а на экране отчетливо обозначилось, как от ладоней отхлынуло тепло. Где-то в коре его головного мозга происходили биохимические реакции, заставляя перестраиваться организм.

В следующую секунду прозвучал абсолютно спокойный голос Егора Витальевича: «Это совершенно исключено».

Фраза никак не соответствовала тому, что Маркелов видел на экране. Кудрявцев врал. Причем лгал, казалось бы, в безобиднейшей ситуации. Не проще ли было сказать ему правду или, на худой конец, свалить вину на кого-то другого?

Щелкнув по клавише, Захар вернул изображение в первоначальное положение. Увеличив его, он с интересом всматривался в лицо Егора Витальевича и не обнаружил каких бы то ни было признаков смятения. Следовательно, Кудрявцев блестяще владеет мимикой, и если бы не показания тепловизора, так он ни за что не сумел бы догадаться о той буре, что происходит у него в душе. А если так, то все те вздохи, что он услышал во время диалога, не что иное, как хорошо подготовленный спектакль.