— Новый удар по банковскому делу!
— Банкир Лесснер подвергался насилию!
Мальчуганы зубастыми окунями шастали в толпе и назойливо предлагали последние новости:
— Господа, берите газетку, не пожалеете! Всего за две копеечки вы узнаете об ограблении века!
— Банкир выдал тайну сейфа, читайте подробности в «Московских ведомостях»!
День был на редкость удачный. Газеты расходились мгновенно, и каждый из сорванцов втайне мечтал о парочке громких ограблений.
— Послушайте, что я, по-вашему, должен был делать? Я уже вам говорил неоднократно, что мне показали не только мой предполагаемый гроб, но и могилу. Или вы всерьез думаете, что меня пытались просто напугать? Как бы не так! Достаточно только посмотреть на покосившиеся кресты, чтобы понять — все это крайне серьезно! Да, я хочу жить и не скрываю этого, — подбородок Лесснера негодующе задрожал. — У меня имеются кое-какие планы на жизнь. Или вы думаете, что приятно жить только в расцвете сил?
Аристов старался сохранить сочувствующее выражение. Хотя подобные потуги давались ему очень непросто. Чувствовал, еще несколько минут насилия над собственным характером — и он зайдется истерическим смехом. Все жизненные замыслы банкира Лесснера сводились к двум вещам, и тем самым он мало чем отличался от любого другого: затащить нежную красотку под балдахин двуспальной кровати, да вот еще слупить с клиентов как можно большую копейку.
Григорий Васильевич поинтересовался как можно мягче:
— Ну вспомните, как они выглядели? Может быть, имеются какие-то особые приметы?
Лесснер вскочил со стула, нервно прошелся по ковровой дорожке и проговорил:
— Вы что думаете? Я их разглядывал? Все мои мысли были заняты собственной безопасностью. Я только и думал о том, как бы выбраться живым с этого кладбища. Признаюсь вам откровенно, соседство с покойничками не добавляло мне оптимизма.
— И за это время вы их никак не рассмотрели? — не переставал удивляться Григорий Васильевич.
— Поверьте мне, в их физиономиях не было ничего интересного, чтобы их рассматривать. Обыкновенные разбойные рожи, какие встречаются только на больших дорогах.
Через приоткрытые окна в кабинет доносились истошные голоса газетчиков, продолжающих выкрикивать заголовки.
— Ради бога, пожалейте меня! — взмолился банкир, выбросив вверх руки. — Прикройте, наконец, окно! Еще немного этого истошного ора, и даже самые неверующие поверят в то, будто бы я с «фомичом» наперевес в прошлую ночь ограбил собственный банк.
— Ну что вы так переживаете, — искренне посочувствовал генерал. — Все образуется.
Он поднялся из черного глубокого кресла и плотно прикрыл окна.
— Я разорен! Мой банк потерял репутацию, а вы говорите — образуется. А может, вы меня считаете настолько наивным, что я поверю в сказку, будто бы злодей сжалится, наконец, над моими мучениями и вернет все награбленное?
Отчаянные крики уличных сорванцов доносились до ушей банкира даже через плотно закрытые окна. Казалось, ребятки нарочно сбежались со всего города в Малый Гнездниковский переулок, чтобы, срывая голоса, досадить Лесснеру.