Великолепная пятерка

22
18
20
22
24
26
28
30

Челюсть открыл дверь кабинета, огляделся и убедился, что все осталось в том же самом положении, как и в момент его ухода на совещание. «Все» включало в себя усталого замордованного Монстра со следами засохшей крови под носом и двоих охранников. В данный момент Монстр интересовал Сучугова гораздо больше всяких там телефонных звонков.

— Итак, — деловито сказал Челюсть, ставя стул напротив Монстра и садясь верхом. — На чем мы остановились?

Монстр вздрогнул.

Борис Романов: вечер трудного дня

Борис сказал это и тут же пожалел о сказанном — губы Олеськи задрожали, будто отец сказал что-то обидное.

— Папа, ты что, с ума сошел?

Тут уже сам Борис едва не обиделся. Но уж слишком тяжел был этот день, чтобы под конец добивать его своими собственными обидами. Борис лишь прикрыл дверь, чтобы возившийся на кухне Парамоныч не услышал милых бесед отца с любящей дочерью.

— Как это — взяли и уехали насовсем? — продолжала недоумевать Олеська, и по ее голосу было понятно, что с минуты на минуту она разревется. — Я разве тебе не говорила, что в пятницу мы повезем наши работы на выставку во французское посольство? Всего пять человек выбрали от художественной школы, я не могу пропустить это... А в гимназии мы танец репетируем на конкурс талантов! Ты об этом подумал?!

«Нет, об этом я не подумал, — мысленно произнес Борис. — Я думал о другом. Как бы теперь объяснить тебе, что то, другое — в миллион раз важнее...»

— Ты хотя бы с мамой посоветовался?

— Нет, — сказал Борис.

— Это прикол, — вздохнула Олеська. — Это такой прикол, что... Или вы с ней разругались? И ты решил с ней развестись и потому увез меня из Москвы?!

— Последний раз я разговаривал с мамой сегодня утром, — напомнил Борис. — Это было похоже на ссору?

— Вы могли прикидываться, чтобы запудрить мне мозги...

— Ты думаешь про родителей как про каких-то заговорщиков, — укоризненно произнес Борис и тут же понял, что его дочь правильно думает про своих родителей, то есть хотя бы про пятьдесят процентов из них.

— Ну хорошо, если вы не поссорились, то где мама? Почему она не с нами? Почему ты не дождался ее возле школы? Почему ты не дождался ее возле Парка культуры? Если ты действительно хотел, чтобы она была с нами, — почему?

— Потому что... Потому что там было опасно, — Борис произнес эти слова и увидел на лице дочери недоверие. Он и сам бы не поверил, если бы кто-то так оправдывался: вяло, тускло, устало. Но по-другому он просто не мог. Поздним вечером того дня, когда все наконец случилось. Борис чувствовал себя живым покойником, которому нужно только одно — бросить куда-нибудь свои старые кости и забыться. Однако от него по-прежнему ждали объяснений. Ждали не вовремя, но, поразмыслив, Борис решил, что такой разговор всегда будет не вовремя, всегда будет в тягость...

Лучше уж сейчас.

— Нам всем угрожает опасность, — сказал Борис. — В первую очередь мне, но и вам тоже, потому что вы с мамой моя семья. Спастись от этой опасности мы можем, только уехав из Москвы, а потом — из России. Я подготовил все необходимые документы, я вообще все подготовил... И мы уедем, как только мама к нам присоединится. Мама... Ее, видимо, захватили те люди, которые угрожают мне.

— Папа, ты сошел с ума? — тихо спросила Олеська, и Борис неожиданно почувствовал бешеную ярость, пронзившую его от пяток до затылка: ему не верили! Эта малолетняя дура, являющаяся его дочерью, ему не верит, кривит губы и задает идиотские вопросы! Борис едва сдержался от искушения хлопнуть ладонью по надутым губам и крикнуть что-нибудь типа: «Не смей так разговаривать с отцом!»