— Андрей? С тебя бутылка!
— Договорились.
— Нашёл я твоего Ярослава.
Акулов не рассчитывал услышать сенсацию. Освободился, уехал, где сейчас — никому не известно. Услышал:
— Откинулся он четырнадцатого сентября. Никуда не поехал, остался здесь. Через неделю его нашли на улице мёртвым.
Акулов сжал трубку:
— Это точно?
— Точнее некуда. У него в кармане справка об освобождении была. И люди опознали, так что можешь не сомневаться.
Громов об этом не знал? Или не успел рассказать? Всему своё время…
— Криминал?
— Какое там! От болезней загнулся. У нас ведь тюрьмы похуже ваших, переполненность жуткая. И туберкулёз, и весь остальной букет. Представляешь, чего он мог нахвататься за столько лет? Удивительно, как он протянул столько времени. Он ведь не местный, никому здесь не нужен. Сел ещё в советские времена, пока сидел — весь мир изменился.
— Н-да…
— У него ведь родственников не осталось?
— Никого. Брата убили, родители умерли.
— Видать, в своей прошлой жизни они что-то не то натворили. Слушай, судебное дело я, честно говоря, и не пытался искать. Оно тебе ещё надо?
Акулов подумал. Сказал:
— Уже нет.
— Я так и понял. Ну давай, земляк, будь здоров! Окажешься в наших краях — заходи.
— Обязательно…
Андрей положил трубку. Посидел, растирая лоб… Так-так-так… Значит, никакого брата не было и в помине. Но был кто-то, осведомлённый о его существовании. Памятник… Какая-то деталь на памятнике Ростику Гмыре врезалась в память особенно. Ещё там, на кладбище. Потом отвлёкся и забыл…