– Я же не слепой, наверное, вижу!
– Еще есть обычные винтовки, отличаются только внешним видом, но, конечно же, не характеристиками. Так же могу предложить так называемую трехлинейку, трехствольное ружье. Серийный экземпляр.
– Выглядит серийно?
– Для этой серии, – нашел ответ Лежнев. – Оптика. Два верхних ствола под патрон 20 миллиметров, нижний нарезной – тоже 20.
Лежнев отсутствовал около минуты и вернулся в кабинет с трехствольным комбинированным ружьем. Помня, что его клиент не слепой, директор не стал давать пояснений относительно двух курков. Однако все же предчувствовал вопрос: «А где третий? Ведь стволов-то три!»
Но, видимо, Лозовский все же разобрался, что передний курок предназначен для стрельбы из двух верхних гладких стволов.
– Я беру. Не-не, трехлинейка для меня круто. Другую, «с прекрасным балансом».
Директор снова удалился из кабинета, чтобы отдать распоряжение продавцу. Вернулся с призом покупателю.
– Новинка: надувной чехол. С ним можно не беспокоиться, что оружие утонет, окажись оно в воде. Удобно для транспортировки, на нем можно сидеть во время привалов, спать...
После обычной волокиты с оформлением охотничьего оружия Клим, расплатившись, взялся за руль «Альфы». Вот сейчас он испытал некоторое отвращение к итальянской машине, им овладело нетерпение надеть резиновые сапоги, свободную униформу защитного цвета, легкую панаму с накомарником и, раздвигая кусты, осторожно подкрадываться к добыче.
Он знал, что его жертвой будут не олени или кабаны, а люди. С жадностью он торопил время, желание остаться один на один с природой было почти непреодолимым. Он несколько раз охотился в дальневосточном краю, последний раз уходили так спешно, что пришлось оставить в тайге ружья. Память привычно вырисовывала перед глазами непроходимые болота, серые тучи гнуса, непроницаемые стены деревьев, за которыми радуют глаз роскошные зеленые поляны. Вот его взор отчетливо различил прохладный ручей, начинающий свой бег из едва приметного родничка; рядом, перебирая копытцами, наклонился над водой красавец-олень. В оптический прицел его голова с рожками кажется большой, влажные покорные глаза – просто огромными. Их фиолетовый блеск, пройдя через холодную оптику, соприкасается с глазами стрелка. Оба – и охотник, и его жертва – затаили дыхание; один отчетливо видел, другой только почувствовал. Теперь кто кого опередит. Олень быстр, но пуля, рванувшаяся из ствола, быстрее. В стремительном повороте головы олень на миг подставляет висок, и свинец, разбивая височную кость, смертельно ранит животное.
Теперь оптический прицел ни к чему, невооруженный взгляд жадно цепляет агонию упавшего в траву тела, подергивания его ног волнуют мозг, душа вмиг закипает от нахлынувшего волной первобытного инстинкта. Ноги сами несут к жертве, на ходу рука обнажает нож с широким лезвием: до того как остановится сердце животного, нужно успеть перерезать ему горло, чтобы кровь сильными фонтанами покинула, наконец, агонизирующее тело.
Вот оно, это движение. Одна рука ухватилась за рог, оттягивая голову, другая, широко замахнувшись, сорвалась с места и движением к себе до позвонков рассекла горло.
Дым костра. Шкура убитого оленя сушится на ветру. Запах жареного мяса, сбрызнутого белым вином, приятно щекочет ноздри.
Эта дичь виделась Климу жертвой, а люди, на которых предстоит охота, – нет.
3
На сборы у Симагина ушли часы, на подбор кандидатов – сутки, через два дня он сидел напротив Страхова и с безразличием на лице слушал длинное повествование. Вот кончилась одна история, за ней последовала другая, третья:
Симагин перебил компаньона и поведал ему свою историю, сочиненную в личном кабинете генерала Михеева.
Страхов перебил Олега на полуслове:
– Я что-то не врубился. Ты собираешь отряд наемников? Ты думаешь только о себе?