Человек, с которым Андрей встречался несколько раз. Сейчас его уже нет, он прокололся на серьезной операции, однако, когда начиналось следствие, он был еще жив и наверняка имел контакт с Дробовым или Ивановым. Хотя бы телефонный контакт. Неужели он не сообщил, кто ведет следствие? Ведь это очень важный вопрос для руководства «Красных масс». И потом: ведь в Самарской области побывали москвичи, иначе как мог Дмитрий распрощаться с жизнью? Андрей знал, кто навещал его: один из них сейчас, наверное, морщится от боли в прожженной прикуривателем щеке.
Теперь о Горшкове. Он не мог не знать, кто занимается делом Никишина. И не сказал, хотя Андрей дважды спросил его об этом. Забыл? Вряд ли, с его-то башкой.
После того как Фролов встал со своего места, двери открылись в четвертый раз. Станция «Киевская». Он вышел из вагона и направился в город.
Из первого же телефона-автомата он сделал звонок.
Горшков приветствовал его со смешанным чувством, но ответил на вопрос:
– Были. Минут пятнадцать назад. Все обошлось. – Ответил он и на следующий вопрос: – Нет, с головой у меня все в порядке, поэтому я хочу сказать, что забыл кое-что сообщить тебе.
– Ты вовремя догадался. А то мне захотелось снова прийти к тебе в гости. Шкуркой ты уже не отделался бы.
– Да, конечно… Человек, которым ты интересуешься, живет недалеко от того места, где ты назначал мне свидание.
– Возле ГАИ?
– Нет, возле «Волги», кинотеатра. Дом № 131а, квартира 88. Телефон 480-21-10. Это все.
– Вован, у меня к тебе просьба. Будь сегодня ночью дома и никуда не уходи, понял?
Горшков ответил коротко: «Да».
Андрей повесил трубку, пошел в метро и купил жетон. До станции «Белорусская» было две остановки.
Еще в начале дня Рябов находился в Самаре с ее задымленными заводскими пригородами. В обед он уже был в Москве и попал, как ему казалось, на фронт: действия, которые должны бы происходить в течение недели, развернулись за несколько часов. А вечером… Вечером его даже накормили домашними котлетами.
Но до этого был прокол в операции, когда облажался Кожевников, облажался дважды, отпустив Фролова, который нокаутировал в подъезде двух человек, скрылся, расстрелял на перекрестке машину, оставив в ней два трупа, и снова скрылся. Потом…
Потом Писарев, мать его! Нет, до него возник козел-помощник, сам генерал был уже потом. Но и после него снова мелькнул адъютант.
Вот мразь…
Ладно, черт с ним. А вот что Ирина там говорила, когда он жрал? Ирина сказала, что храпел. И это неудивительно: он мог в то время храпеть, чавкать, изрыгать огонь и метать глазами молнии… Потом Ирина ушла, унося с собой запах котлет и оставляя тонкий аромат французских духов. Продвигаясь, наверное, по душистому шлейфу, в кабинет спустя минуту вошел Кожевников, принес еще новостей, выказал себя очень догадливым, усмехнулся понимающе… Хорошо хоть не подмигнул. А дальше?
Дальше было почти мужское рукопожатие Саньки. Рябов не видел его всего несколько дней, а ему показалось, что сын заметно вырос. Может, такое ощущение создалось из-за нижней губы Саньки, которая, как показалось Рябову, придавала лицу капризное выражение. Раньше такого Михаил у сына не замечал.
А потом?