– Ты договоришься, Олег, – пригрозил Поляков, удивляясь, что еще терпит обнаглевшего оперативника, – не то что вечером, а вообще больше никогда не пригодишься.
– Ладно, молчу. – Скачков демонстративно потянулся, разводя руки и напрягая мышцы, и зевнул. Он прекрасно понимал, что эти мелочи досаждают начальнику. Незачем оборачиваться, чтобы увидеть порозовевший консервативный пробор на голове шефа, больше похожий на рубец от удара хлыстом. Олег четко представил себе перекошенную злобой физиономию Полякова. Но остановиться уже не мог. Он откинул спинку сиденья, и его голова оказалась чуть ли не в руках начальника. Олег поднял глаза и подмигнул.
– Покемарю, пока едем.
– А ну останови машину! – взорвался Поляков. И к Скачкову: – Все, приехали, вылезай на хрен, свободен!
– Так еще не вечер, Вадим?
– Вылезай, гад!
– Вот! Так бы сразу и сказал.
Олег провожал глазами роскошную иномарку, пока она не скрылась за поворотом, потом, закурив, пошел следом.
«Будь что будет, – равнодушно подумал он, однако ощущая легкость, от которой вдруг слегка закружилась голова. – Днем позже, днем раньше – никакой разницы».
Он остановил проезжавшую мимо легковушку и доехал до управы.
Войдя в кабинет Грязновой, первым делом распахнул шторы на окнах. Людмила откинулась на спинку стула и с интересом ждала продолжения. Погасив лампу, Олег присел на краешек стола.
– Хватит чахнуть, Людок, пошли-ка лучше на море, искупаемся. – Отвечая на молчаливый вопрос бывшей супруги, он многозначительно поднял палец: – Уволился я к чертовой матери.
– Не жалеешь? – по инерции спросила Людмила.
– Жалею только об одном – что не воспользовался твоим советом и не помочился напоследок на Полякова.
29
Борис боялся этого пожилого человека, который, ссутулясь, расположился в кресле и не спускал с гостя глаз. Левин не ежился под его проницательным взглядом, но чувствовал себя всегда неуютно, когда буквально заставлял себя смотреть в его водянистые глаза. Так было не всегда, страх пришел вместе с предложением старика поработать на него. Это случилось в то время, когда он начал успешно смешиваться со сливками общества.
Старика звали Шерстнев Василий Ефимович. С виду это был добрейший и милейший человек.
Сейчас Борис Левин, несмотря на жару, одетый в строгий темный костюм, нехотя потягивал предложенный кофе с капелькой коньяка и отвечал на вопросы хозяина.
– Радзянский принял предложение? – Шерстнев так же был одет тепло, на его худых плечах, как на вешалке, висела яркая фланелевая рубашка, на ногах тапочки без задников.
– Да, Василий Ефимович, – ответил гость. – В самую последнюю минуту. И то согласился только на работу в Каире.