— Так себе. — Вика поправила выбившуюся из-за уха прядку. — Звонил Черный. Завтра состоится прием в честь Великой крысы. Мы приглашены.
— Почему — мы?
— У нас так принято. Женщина не может без мужчины. И не только в смысле физиологии. Считается, что для активизации женского начала рядом с ведьмой должен находиться слуга-мужчина. Мы их называем — пажами. Иногда требуется защита или выполнение сугубо мужской работы. Таких возводят в сан рыцаря.
— А спонсоров у вас нет? — не без иронии поинтересовался Максимов.
— Их называют купцами. Они должны уметь зарабатывать большие деньги, но не умеют их тратить с пользой и удовольствием. Этому мы их учим.
— Занятно. — Максимов сел, поджав по-турецки ноги. — А вы, значит, используете всех в своих интересах.
— Не используем, а управляем, — назидательно произнесла Вика. — Эта страна всегда управлялась умными женщинами через глупых мужчин.
— Спорить не стану, потому что бесполезно И в каком дворце сей раут состоится?
— Обычно мы используем светские мероприятия. Выставки, премьеры и прочее. В Москве это не проблема. Среди чужих легче затеряться, а своих мы узнаем по только нам понятным знакам.
— И что легендируют под смотр на этот раз?
— Вернисаж Муромского. Тебе эта фамилия ничего не говорит?
— Нет. И даже не стыжусь.
— Дикарь! — Вика хлопнула его по колену. — Это же лучший мастер в стиле «ню». Я у него уроки брала.
— И он, естественно, предложил тебе позировать в обнаженном виде.
— Естественно! Он же всех наших писал. Погоди! — Она легко вскочила, выбежала из комнаты. Вернулась через минуту, от дверей бросила Максимову толстый альбом. — На, приобщайся к искусству.
Максимов поймал гладкокожий альбом, развернул. С ходу оценил качество печати.
— По нашим временам, для еще живого художника — просто роскошь какая-то, — пробормотал он.
— Говорю же, он наш.
— Уже уяснил. Для чужого так не стараются. Обложку украшала претенциозная надпись «Портрет тела» и женский торс, вписанный в раму. Максимов листал страницу за страницей и все больше убеждался, что название было не позой, а кредо, девизом художника. С глянцевых страниц на него смотрели женские тела. Именно смотрели, кокетничали, грусти ли, смеялись и плакали. Они жили своей обособленной жизнью, рассказывали свои истории на странном безмолвном языке. Лица женщин скрывались под масками — кошки, птицы, собаки, лошади с великолепными женскими телами, выписанные в добротной манере старых мастеров. Кто бы ни был Муромский, он был истинным мастером.
Максимов догадался, почему Вика осталась стоять в дверях и притихла, словно чего-то ждала. Решил сделать ей приятное. Развернул к ней альбом.