Отпущение грехов

22
18
20
22
24
26
28
30

Через некоторое время кусты зашуршали, и прямо на священника уставились два пронзительных, очень знакомых глаза. По спине отца Василия прошел холодок.

– Кузьменко, бля, выходи! – скомандовал подполковник. И вот отец Василий смог разглядеть этого человека целиком.

Невысокий, крепкий, он смотрел на священника оценивающе и даже, пожалуй, расчетливо, так, словно пытался определить на глаз его вес или рост.

И отец Василий вспомнил! Именно этот взгляд он видел тогда, у банка! Это был убийца милиционера.

– Кузьменко, бля, где кабан?! – весело спросил Брыкалов.

Кузьменко спокойно, слишком спокойно, отвел глаза, и до отца Василия дошло – этот человек не только узнал его, этот человек понял, что его узнали тоже. Священника затрясло.

– Где и положено, под губернатором, – спокойно ответил начальству Кузьменко, но отец Василий уже плохо соображал, о чем это они. «О губернаторе? При чем здесь губернатор?» Он сглотнул и, стараясь выглядеть непринужденным, начал прикидывать, что делать.

Одно он понимал точно – Брыкалов знать ничего не должен. По крайней мере сейчас, пока отцу Василию ничего не известно о его роли в том страшном деле. Но кто тогда должен? Из районного начальства здесь не было никого – ни начальника ФСБ Карнаухова, ни начальника РОВД Скобцова. Из областных силовиков кто-то был, но где они сейчас?

– Ладно, Кузьменко, иди! – разрешил Брыкалов, и убийца шагнул в сторону и растворился среди зарослей.

«Он меня убьет! – абсолютно непреложно понял священник. – И прямо здесь! Поди докажи потом, кто это сделал, и вообще что это не несчастный случай!»

Он затравленно огляделся по сторонам. Пока они беседовали с Кузьменко, остальные ушли далеко вперед, да и сам Брыкалов священника не ждал, все более отрывался от него и был уже метров за десять. Где-то вдалеке начали стрелять, и отец Василий инстинктивно пригнулся. Попасть под «случайную» пулю не хотелось.

Отец Василий переломил ружье пополам, торопливо зарядил оба ствола первыми попавшимися патронами, закрыл и прислушался. Если не считать далеких, слишком далеких выстрелов, здесь было совершенно тихо, ни шороха, ни хруста.

Он осторожно тронулся назад, туда, где остались у машин люди: солдаты, обслуга… Но, ступив лишь несколько шагов, понял, что дорога, которой он пойдет, как раз и есть самая опасная – справа и слева покрытые зарослями тальника сопки, а сам топаешь по камышу, и слышно тебя поэтому на десятки метров.

Самым безопасным было как раз последовать за охотниками, чтобы через двадцать-тридцать метров податься влево, выскочить в березовый лесок, а затем раствориться в ивняке.

Он сделал несколько торопливых шагов и поморщился. Не хрустеть камышом еще получалось, но вот мокрая земля чавкала под ногами на всю округу. Он пригнулся, чтобы заправить брючину в сапог, и совсем рядом прозвучал оглушительный выстрел.

Священник рухнул на землю. Кроме легкого звона в ушах, вокруг было абсолютно тихо. Он поднял глаза. Камыш прямо над ним был словно подрезан. В него стреляли дробью.

Отец Василий почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, страх словно испарился. Он приподнялся на кулаках, как варан, огляделся и глубоко потянул ноздрями воздух. Человеком не пахло. Он бы учуял. Но ничего не было – ни табака, ни пота, ни запаха обуви.

Отец Василий пригляделся к верхушкам камыша. Ветер шел справа-сзади. Поскольку запаха нет, справа-сзади Кузьменко нет. Уже кое-что. А учитывая направление обреза камышовых верхушек, убийца должен быть или прямо сзади, или сзади-слева – точнее определить было сложно.

Он развернулся и залег. Земля под его телом мягко прогнулась, и живот начал стремительно промокать от весенней талой воды. Отец Василий ждал.

Тихо шуршали камышовые метелки, чуть ниже по тону гудели верхушки далеких берез. И лишь едва-едва слышались далекие выстрелы.