Бойцовская порода

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну вот, собственно, и все. Транспортировать его пока нельзя. Я скажу, когда можно будет перевезти, — Толхаев выразительно потер пальцами. — Расчет?

«Кожаный» № 1 покосился на раненого и шмыгнул носом. Ствол карабина, торчавший из оконца, показательно шевельнулся. Голова Рудина разверзла уста и лениво произнесла:

— Саша! Намекни Соловью — пусть подтянется сюда.

— Понял, — раздалось из-за двери. — Намекаю.

— Доверять надо людям, — осуждающе буркнул «кожаный», доставая из внутреннего кармана куртки конверт и протягивая его Толхаеву. — Какие тут могут быть заморочки? Ну реально — ты же меня не первый день знаешь! А потом — тебе же еще швы снимать…

— Доверяй, да проверяй, — буркнул Толхаев, пересчитывая доллары, и, упрятав конверт, быстро покатился к выходу, втянув голову в плечи. Эти бандосеры — публика еще та! Был случай при аналогичных примерно обстоятельствах: после своевременно оказанной помощи вместо обещанных баксов пытались угостить свинцом. Только не учли, щенята молочнозубые, что имеют дело с ветеранами ратного труда, умудрившимися пережить с десяток локальных войн. Пришлось Толхаеву там же, на месте, оказывать дополнительные услуги травматологического профиля. Бесплатно…

Едва Григорий Васильевич выкатил на порожек, Ваня Соловей, «не доверявший» под дверью совместно с Маслом, шустренько скакнул в потрепанный «уазик», сиротливо приткнувшийся рядом с бандитским микроавтобусом «Форд» (на нем Никиту привезли), и отогнал машину к опушке. Пришлось Григорию метров пятьдесят самостоятельно шкандыбать со скрипом по припорошенным слоем хвои корневищам и кочкам. Рудин и Масло инвалиду не помогали — они пятились следом, направив стволы карабинов в сторону сторожки. Опасную зону проскочили на одном дыхании, рывком забросили инвалида совместно с креслом в специально оборудованный грузовой отсек и, перегазовав, удрали с места событий.

Дух перевели только после того, как удалились от сторожки метров на пятьсот и убедились, что на данном этапе погони можно не опасаться.

— Ох и не люблю я этих… — буркнул Ваня Соловей, выруливая на хорошо утрамбованную лесную дорогу, ведущую к скоростному шоссе. — Такие молодые, а такие… ублюдки, короче. Конченые.

— А я от них в восторге, — криво ухмыльнулся Рудин. — Пока «бычка» на улице не встречу — как будто чего-то не хватает. А как увижу, как услышу — все во мне заговорит…

— Заедем в «Эльдорадо», позавтракаем, — солидно заявил из грузового отсека Толхаев. — Угощаю! Заслужили.

— А! Совсем забыл, — спохватился Рудин. — А ну, отдай баксы!

— Чего это? — встопорщился Толхаев. — Позавтракаем в «Эльдорадо», потом Алисе отдам. Лично. Кто работал-то?!

— Никаких «Эльдорадо», — сурово отрезал Рудин. — Я же предупреждал! Саша — ну-ка, намекни.

— По черепу или в поддых? — флегматично уточнил устроившийся с инвалидом в грузовом отсеке Масло. И непонятно было — шутит или где. С такого станется — возьмет и в самом деле «намекнет», дурак здоровый!

— Жлоб ты. Пес! — дрожащим от обиды голосом воскликнул Толхаев, передавая Рудину деньги. — Ох и жлоб… Путевка-то — четыреста пятьдесят стоит! Ну и что тебе — «Эльдорадо»? Раз в квартал людьми себя почувствовать…

— Не хнычь, Гриша, — миролюбиво пробурчал Рудин, пряча деньги в карман. — У нас сейчас каждый рубль на счету. Если Кузя питомник арестует — будем без копейки сидеть, пока Алиса не вернется. А получится у нее или нет — бабушка надвое сказала.

— Сто баксов, а? — продолжал канючить Толхаев. — Праздник души — за сто баксов! Не жлоби. Пес!

— Все, я сказал! — прикрикнул Рудин. — У тебя уже был праздник — одной только текилы выкушал баксов на сто, не меньше. И не ной — а то высажу, пешком до города поедешь!

— Господи, чтоб мне сдохнуть!!! — с чувством невыразимой горечи воскликнул Толхаев — и собрался было до конца суток заткнуться в гордом молчании: пусть сами потом на коленях ползут, чтобы простил засранцев, кормилец народный… Но тут «УАЗ» как раз выехал на шоссе, набрал скорость, и — надо же такому случиться! — именно в этот момент, как назло, мимо моторно просвистел двухместный кровавый «Форд Мустанг» с открытым верхом. Холеный мужик средних лет, заседавший гордо в отделанном белой кожей салоне, даже не оглянулся на допотопную отечественную модель.