Русский вираж,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Второй сверху пункт, управление камерами.

— Этот вот… — пробормотал Казак и машинально ткнул в экран пальцем. Изображение мигнуло, и появился новый список.

— Здорово! — оценил он. — То-то я смотрю, стекло у монитора заляпанное такое. Ну-ка, попробуем еще разок!

Управление оказалось очень простым, хотя и не совсем понятным. На экране появлялись то картина пространства под стеной клиники, то азартная беготня на первом этаже, то пустынные коридоры… И вдруг после очередной смены изображения Наташа воскликнула:

— Не трогай больше ничего!

На экране появилась мозаика из маленьких-маленьких кадриков, очень похожих друг на друга. Казак непонимающе поднял глаза на Наташу, и она объяснила:

— Это камеры в палатах! Теперь смотри внимательно, где сидит твой друг… Сможешь?

— Легко! — самоуверенно отозвался Казак. Но легко было только сказать. Каждый кадр был не больше четвертинки спичечного коробка, и чтобы хоть что-то разглядеть на них, Казаку пришлось до боли щурить глаза, а потом призвать на помощь и Наташу. К тому же — как узнать Хомяка среди почти сотни спящих пациентов? То есть кадров была именно сотня, экран делился десять на десять, но в некоторых палатах пациенты не спали. Разглядев на одной из маленькой картинок ритмично двигающиеся фигуры смугло-кожего мужчины и такой же смуглой женщины (камера смотрела сверху-сбоку), он покосился на девушку — но она никаких эмоций по этому поводу не проявила.

— Так… — пробормотал наконец Казак. — У тебя ручка с бумажкой есть?

— Чего? — переспросила Наташа, и он понял неуместность вопроса.

— Ладно. Попробуй запомнить. Нам нужны кадры номер… М-м-м… Семьсот пять, семьсот шестнадцать, восемьсот десять и восемьсот одиннадцать. — Попробую, — пожала плечами Наташа и начала осторожно касаться пальцем экрана. Видимо, тот, кто разрабатывал интерфейс для системы наблюдения, рассчитывал на очень непрофессиональных пользователей. Ей удалось выполнить просьбу Казака практически сразу, и оставшиеся кадры соответственно увеличились. Четыре человека, укрывшихся легкими одеялами, обладали примерно одинаковыми габаритами, и лица их были одинаково неразличимы — да и вообще, судя по сероватым тонам изображения, в палатах было темно, а камеры работали в ночном режиме.

Казак озадаченно переводил взгляд с одного кадра на другой и наконец признался:

— Не могу понять. Давай сделаем так: пройдем сначала по этому этажу, а потом спустимся на седьмой.

— Как спустимся?

— Ногами! — разозлился Казак. — Знаешь, красавица, меня уже раздражает твоя манера задавать вопросы, на которые я не знаю, как ответить. Думаешь, мне это самому нравится?

Наташа резко вскочила на ноги, но так же резко остановила свое движение и замерла.

— Ну вот, — удовлетворенно заметил он. — Подумала и поняла, что…

— Там второй лифт едет! — прошипела она, и Казак увидел, что над дверью напротив стола, которую он до сих пор принимал за вход в какое-то служебное помещение, по полоске темного стекла перемещается зеленый огонек. И этот огонек как раз мигнул и высветил цифру восемь!

Времени не оставалось, и Казак попросту нырнул вниз, скрывшись за возвышением пульта, и в последний момент дернул за собой девушку.

Тихое жужжание, неторопливые шаги… Казак распрямился, одновременно вскакивая на пульт, и тут же сделал еще один прыжок, вперед — и всем своим весом навалился на вошедшего. Вернее, на вошедшую — эффектная черноволосая женщина в халате все того же фирменного цвета абсолютно не ожидала нападения и, оступившись, неловко повалилась на спину. Казак оказался на ней сверху и постарался воспользоваться этим: захватив одной рукой ее руку, другой он зажал ей рот. Женщина не вырывалась, и лишь ее темные глаза с расширившимися от страха зрачками говорили о том, что она не потеряла сознания.