– Правительство!
– Когда?
– Как только премьер отвалит на расслабуху. Сейчас бумаги у вице. У Суховея. Специально придерживает… понимаешь, Толя? Это же миллиарды! Дух захватывает! Взял на девяносто девять годков – и выжимай из него доходы. Мечта! Толя, нужно объединяться, – хрипел Груша, пока не появилась Галина с высоким, запотевшим от льда стаканом минералки.
Пил он долго, маленькими глоточками, боясь простудить горло, потому что вообще относился к своему организму с трогательной заботой. Очень боялся всяческих болезней. Если кто-нибудь поблизости чихал, то Груша задерживал дыхание и отворачивался в сторону. Никогда не пил с кем-нибудь из одного стакана и на всякий случай не целовал женщин. У Афанасия Груши была заветная мечта – дожить до восьмидесяти трех лет в полном здравии и при ясной памяти. В таком возрасте умер его отец, всю жизнь проработавший на теплостанции монтером. Жил он скромно, чтобы не сказать бедно. Ничего в жизни, кроме поллитровки по банным дням, не видел и вид имел необыкновенно скучный. Когда отца соседи похоронили, Груша, сидя под следствием, дал себе зарок никогда в жизни ни одного дня не жить в бедности и прожить столько же, сколько и папаша, только богатым и веселым. Неизвестно, сыграл ли какую-нибудь роль в уголовном деле, только дело закрыли за недоказанностью, и Груша оказался на свободе. С тех пор и был всегда веселый, богатый и блюдущий здоровье.
– Откуда тебе известно? – механически задал вопрос Цунами, понимая, что тот и под пытками не расскажет. Если, конечно, не больно пытать.
Груша прислонил холодное стекло ко лбу и пропустил вопрос мимо ушей. Зато заладил свое:
– Никого лишнего. Ты, я, Унгури, Батя, Кишлак, ну, разве что Рваный. Он крепко «встал на бабки», и из Питера – Вейко. Человек надежный, всегда нашу сторону держит. Да ты сам знаешь. Потом еще…
– Хватит, – остановил его Цунами. – Ты никак колхоз решил организовать?
– Так ведь сумма-то какая, Толя, дух захватывает!
– Ничего. Возьмем в банках кредиты на подставных лиц. Справимся. Увидишь Вейко, передай, что интересуюсь контактом с ним. А откуда возник Рваный?
Груша снова сделал вид, что не расслышал, и попросил еще воды.
На крик Цунами появилась Галина с целым графином, который поставила на мраморный низкий стол и скрылась за пальмами. Груша пил, пил и одним глазом наблюдал за Цунами. Он знал, что с Рваным недавно произошел конфликт, и хоть тот и был вором в законе, отношение к нему резко изменилось. Он ушел в политику и стал постоянно маячить на телеэкране. Когда же ему намекнули, что нехорошее это дело – светиться как какому-нибудь певцу-петуху, Рваный послал всех и еще по «ящику» выступил как ярый борец с преступностью. Рот ему не решились заткнуть, но перестали приглашать на сходки, а последний раз, когда выяснилось, что он участвовал в короновании не по заслугам, а за бабки, и вовсе едва до стрельбы не дошло. Цунами, чтивший неписаный закон, перестал поддерживать с ним отношения.
– Я тебя про Рваного спрашиваю.
– Ну, Толя, что значит, откуда возник? Включи телевизор – и сам увидишь.
– Что, прямо из «ящика» о своем участии сообщил? Груша мялся. Не потому, что боялся признаться, а потому, что знал – Цунами все равно не поверит.
– Заезжал я в «Розентол», а он там на какой-то презентации верховодил…
Цунами ничего не ответил. Понял, откуда до Груши долетели сведения. Их сообщил Рваный. Что ж, стало быть, даже такие киты – и те пасти разинули.
– Коли случайно с ним встретишься, так и передай, что лично я не возражаю. А что скажут остальные – не мое дело.
Груша расплылся в улыбке. Дело, ради которого он притащился через весь город, улажено, можно и в бассейн залезть.
– Воду в бассейне хлорируешь?
ebooksa