– Профессия у меня такая. Раскручивал дела и позаковыристее. Куда дел Эдди?
Веня не глядел на Шлоссера – так было спокойнее разговаривать.
– Вилли, давай отбросим в сторону эмоции, сейчас это ни к чему. Произошло нечто куда более серьезное, чем мое невинное свидание с твоей женой.
– Я же тебе запретил, сукин сын! – заорал Шлоссер так, что из кафе выглянула барменша.
– Тише. Не привлекай внимание, оно нам противопоказано. Слушай и воспринимай мой рассказ как чистую правду, не потому что я – такой честный, а потому, что ситуация заставляет быть таким.
– Уж разберусь, – бросил отрывисто Шлоссер.
Веня, вспомнив недавние события, снова разнервничался, снял очки, спрятал их в карман своего бюргерского пиджака. Попыхивая коротко в темноте сигаретой, начал:
– Я должен был лететь в Москву, но у Курганова возникли какие-то срочные дела в Бонне. Предложил ехать вместе. Остановились, как уже знаешь, в «Меритиме». Он напился чифира и отправился на свидание к Терезе Островски. Я от нечего делать набрал номер фермы, думая, что ты приехал, и хотел перед тобой извиниться. Но трубку взяла Эдди. Без всяких задних мыслей я решил навестить ее, но она воспротивилась и сказала, что никогда в твое отсутствие гостей не принимает. Мы договорились поехать погулять. Я же в Бонне никогда не был. С цветами заехал на твою ферму, но пробыл на ней минут десять, так как Эдди была готова, на ее машине и уехали.
– Допустим, это мне известно… – мрачно подтвердил Шлоссер.
– Чего ты злишься? Радуйся, что жена придерживается законов домостроя!
– Радоваться я буду, когда ударю кулаком по крышке твоего гроба, – не то пошутил, не то высказал пожелание адвокат.
– Должен тебя разочаровать, для нас для всех готовится одна крышка. Мы погуляли по набережной и случайно зашли в китайский ресторан. Эдди отказывалась, говорила, что там плохо готовят и что ты в него принципиально не ходишь. Но мне казалось очень романтично прокатиться за бокалом вина по вечернему Рейну. Никаких приставаний с моей стороны, клянусь, не было. И вдруг, когда повернули назад, к причалу, в зале я увидел сидящего за столиком Курганова. Он был очень бледен. Я не захотел его окликать, заранее зная, что Тереза его наверняка обсмеяла и прогнала, а потому выслушивать, какая она сука, мне не хотелось. Ведь у меня же и в мыслях не было, что он пришел на заказное убийство. Сам не видел, но Эдди сидела лицом на зал и потом давала показания полицейскому инспектору…
– Значит, полиция все засекла, – профессиональным тоном отметил Шлоссер.
– Да, но об этом позже. Курганов встал, подошел к столику, за которым ужинали какие-то тучные турки, вытащил пистолет и метров с трех застрелил одного из них двумя выстрелами. Потом схватил официанта, его спиной разбил окно и прыгнул в реку. Судя по всему, там неподалеку находилась лодка, потому что он исчез в вечерней темноте раньше, чем остальные бросились к окнам… Так-то вот, Федя.
Шлоссер задумался. Ситуация возникла на редкость противная. Из-за нелепой случайности в деле об убийстве оказались замешаны они все. Во-первых, приглашение в Германию для них делал он, Шлоссер. Во-вторых, соседи видели, что двое иностранцев жили на ферме, в-третьих, Эдди была в компании, совершившей убийство, в-четвертых, он никогда теперь не докажет, что не сам разбил свою машину для создания алиби. А в-пятых, он довольно долго сидел в холле «Меритима», и служащие отеля наверняка его запомнили. К тому же, там Вилли встретился с Вениамином. Отличная ловушка для ни в чем не повинных людей!
Шлоссер аж крякнул от досады. Так жизнь его еще не припирала к стенке. И на чем? На ровном месте!
– Инспектор что-нибудь заподозрил? – с надеждой спросил он.
– Нет, иначе бы не отпустили. Эдди соврала, что втихаря от мужа, уехавшего в другой город, решила встретиться со мной. Поверили. Но то, что я русский, создало некоторую напряженность. Официант, обслуживавший Курганова, сообщил о его сильном акценте и уверял, что тот был либо поляком, либо югославом. Наверное, русских просто в глаза не видел.
– Ну, от этого не легче, легавым будет не так-то сложно установить личность убийцы.
– Ты думаешь?