Константин опустил левую руку на подлокотник. Серж защелкнул зажим. Он сделал это чуть быстрее, чем следовало, и Константин понял, что не ошибся относительно намерений Ефремова.
Он не спешил класть на подлокотник правую руку.
– Ну! – нервно сказал Серж. – Что же ты медлишь? Время уходит.
– А куда нам с тобой торопиться? – спросил Константин, и Серж тут же сделал шаг назад. – Времени у нас навалом.
Ефремов был бледен. Лоб покрыли капли пота, словно он только что закончил очень сложную операцию, которая длилась несколько часов.
– Так ты хочешь меня убить? – в лоб спросил его Константин. – Неожиданное желание. Можешь мне объяснить – зачем?
Но Серж не намерен был разговаривать. Он сунул руку в карман, и в руке его блеснул скальпель. У него все же был шанс убить Константина, за руку прикованного к операционному креслу.
Достаточно сделать резкий выпад и попасть скальпелем в лицо. Почему именно туда, Серж не смог бы объяснить. Но для него самым главным в человеке было лицо. Если его порезать, человек перестает быть человеком, превращается в безликий уродливый кусок мяса. Жизнь человека сосредоточена в его лице.
Но Серж переоценил свои силы. Убить человека оказалось искусством, которым он не владел. Что-то помешало ему двигаться быстро и точно, как двигались гладиаторы на римских аренах или как движется матадор, убивающий быка. Может быть, сказалось отсутствие опыта, а может быть, в самый решающий момент, когда его рука должна была превратиться в разящий безжалостный снаряд, в мозгу его мелькнула мысль о том, что это лицо он сделал сам, что это одно из лучших его творений.
Константин дернул головой. Скальпель вонзился в обшивку кресла.
Следующее движение Жиган совершил бессознательно, только потому, что у него выработался рефлекс, который четко срабатывал на нападение. Тебя пытаются убить – убивай сам! Иначе умрешь!
Его правая рука встретила голову Сержа в тот момент, когда тот наносил удар. Мгновенно отвердевший, превратившийся в орудие убийства указательный палец вонзился в глаз Ефремова, и Константин почувствовал, как в его руку уперся потный лоб Сержа.
Ефремов задергался, пытаясь освободиться от руки Константина, но его движения были неконтролируемыми, конвульсивными. Палец Константина вошел в мозг и нарушил двигательные центры.
Сделав резкое движение рукой, Константин оттолкнул от себя начавшего оседать Ефремова, и тот упал на пол рядом с креслом.
– Мерзость! – сказал он брезгливо. – Зачем ты хотел меня убить? Это можно было объяснить?
Его больше всего расстроило то, что Серж так и не сказал ничего, умер, не открыв ему, зачем нужна была смерть Панфилова. Теперь эта смерть встанет в один ряд со многими смертями, которых Константин не мог понять. Люди, которые оказывались рядом с ним, умирали, хотя он не хотел причинять им зла. Изменить это было не в его силах.
Константин освободил левую руку и прошел за перегородку. Он долго смывал с себя кровь, тер руку щетками, терками, намыливал ее еще и еще раз, стараясь освободиться от ощущения грязи на руках.
«Что же теперь делать? – думал Константин. – Что мне теперь делать?»
Конечно, не только что совершенное убийство беспокоило Константина. Убивал он и раньше, привык, потерял острое ощущение, которое когда-то возникало в нем, когда он отправлял своими руками человека на тот свет.
Но его план с изменением внешности рухнул. Как ему жить дальше, где искать покой и одиночество?