МОЛЕКУЛА-ПОПАДАНЕЦ

22
18
20
22
24
26
28
30

Ее хватают раскаленными щипцами за язык и тянут, медленно оставляя рваные, оборванные жилы, отрывая его от неба.

Тоже боль, но чуть по-другому, и уже нет криков только всхлипы и вой.

Черти с каждым поворотом становясь все уродливее: продолжают куражится, вслед за ногтями, стали ломать костяшки, причем делают это медленно смакуя страдания.

— Вот так чернодырка антифотонная: получай свою порцию. — Злобно пуская порцию гипертока в мозг, верещит один вероятно старший по званию бес.

Ангелина уже дошла до состояния невменяемости, ее затопила невыносимая волна мучений. А черти не отступают, вот уже начали вырывать жемчужные зубки, безжалостно порча, красу. Дробили их, затем сверлили их, вонзаясь жгучим острием в десну.

— Как можно опуститься до подобной жестокости, неужели у них нет матери. — Подумала Ангелина Соколовская. Она не могла кричать, так челюсти рвали одновременно сотни раскаленных клещей. Но что-то внутри орало. — Кто вас родила женщина или гиена! Видимо прочтя ее отчаянные мысли, черти завопили.

— Матери нет — отец Сатана!

Потом нашли новую муку, раскалили сверло, допилили последние зубы резаком. Далее дошла очередь до костей. Их ломали красными, от высокой температуры щипцами. Каждое девичье ребрышко по отдельности. Раскаленные щипцы выкручивали рубиновые соски девушки-комсомолки, отрывали ее нежные ушки, выдергивали волосок за волоском. К многострадальным, босым пяткам девушки-комсомолки подносилось, жгучее пламя, и каждый раз температура была все выше и выше! Дымилась кожа, горели кости. Казалось, что сердце вот-вот лопнет, взорвется как бомба.

Тут Ангелина Костоломова неожиданно почувствовала, что ее изящный язычок отрос, и может что-то говорить:

— Помилосердствуйте ради Справедливости!

В ответ бесы вонзили в нее вилы, по-новому отрывая девичью грудь, ломая ноздри, выкалывая глаза!

— Ты грешник и должен знать, что Справедливость: выдумка жалких людей. Истинные боги едины в двух лицах: добро — зло, и сотворили всю вселенную, а также людей по образу и подобию своему. А вы грешники и прочите твари, должны быть рабами, выполняющими любые приказы и терпящими унижение. Ты антифотонная невольница не верила в наше существование, а теперь испытываешь это все на собственной шкуре.

— Теперь я верю!

Бесы еще громче и куда пронзительнее, так что раскалывалась под стопудовым лезвием гильотины голова, выламывало кувалдой виски, проверещали:

— Поздно! У тебя нет шансов.

Ангелину Костоломову продолжили терзать, его несколько раз подряд переламывали, жгли, потом она немыслимым образом восстанавливалась. Затем ее крушили по-новому. Потом чертям видно это самим надоело и, подняв его в воздух, понесли по преисподней.

— Вот посмотри, как наказывают непокорных.

И тут стало еще страшнее; Ангелина увидела девушек распятых на крестах. Причем из своего отряда. Вот, например Галина с золотистыми волосами. Черти дергают за них. Или командир капитан Наташка — блондинка, чьи волосы чуть-чуть отдают синевой. Прочие девчонки, как из её батальона, так и совсем незнакомые. Их некогда прекрасные тела: были страшно изуродованы, с них капала кровь. Крупные свиньи подрывали кресты, иногда жертвы падали и на них набрасывались кабаны, разрывая на части женскую плоть. Как страдали эти несчастные создания, по щечкам у некоторых безжалостно клейменым, стекали смешанные с потом и кровью слезы. В глазах светилось отчаяние. Хотя, например Наташа, старалась не плакать, а смотрела с ненавистью, выпрямив свою крепкую шею. Но остальные воительницы-комсомолки, похоже, сломались. Казалось, они молили: мы невиновны, пощадите нас.

Вопрос был глуп, но Ангелина все же спросила:

— За что наказывают этих несчастных?