Николай привел Телегина на стрельбище. Две мишени в человеческий рост были произвольно поставлены так, словно между двумя приятелями велась беседа. Невдалеке были разбросаны разные предметы – консервная банка, бутылка из-под жигулевского пива и пустая пачка сигарет.
– Стоп! – остановил Телегина Коля метрах в семи от своей «экспозиции».
– Смотри и аплодируй! – Никитин, как фокусник в цирке, вытянул обе руки вперед, произнес какую-то абракадабру в качестве магического заклинания и гротескно-высоко опустил их на валявшуюся в траве мятую пачку из-под сигарет.
И в то же мгновение обе мишени рухнули, подкошенные автоматной очередью, раздавшейся откуда-то сбоку. Расстреляв обе мишени, невидимый автоматчик умолк.
– «Принцип домино», – пояснил Никитин. – Помнишь фашистскую ловушку на Острове?
Телегин помнил.
– Видишь, теперь и мы можем то же самое – в модернизированном варианте, – продолжил скромняга Никитин. – Думаешь, это маразм, заложил примитивную мину, протянул веревочку – и дело с концом? Что ж, на дурака и такой капкан в девяноста случаях из ста сработает. А если, допустим, здесь важное рандеву? И все тут обыщут, и с собаками пройдут, и под каждую травку глянут? Или, скажем, так: мне надо устранить кое-кого во время многолюдного сборища, но так, чтобы меня никоим образом заподозрить было нельзя. Я хожу себе в стороне от объекта, болтаю со случайными людьми, меня обыскали до и обыщут после – кроме презерватива и сигарет, у меня ничего не найдут, а как только объект приблизится к нужному месту – маленький музыкальный момент, и дело сделано. Да мало ли где…
Аккуратно миновав «капкан», Никитин поднял обе мишени и вновь установил их.
– Поймать бы сюда того Эсэсовца… Давай, овладевай, Телегин. Приказ Дремова. У тебя не одна неделя уйдет, ты не думай! Для вдохновения повесь чей-нибудь портрет на мишень. Можешь зампреда Ильина, а можешь… – Никитин как-то странно посмотрел на него – насмешливо и грустно.
– Она хорошая баба, Слава, – опустив глаза, сказал Никитин. – Я имею в виду Натаху, конечно. Так что… Валяй, можешь и мой портрет повесить.
Ничьих портретов Телегин, разумеется, вешать не стал. А «принципом домино» овладел за неделю. Как говорил все тот же Никитин, Исаак Ньютон потому и велик, что, когда ему на голову свалилось яблоко, он крепко задумался и сочинил всемирный закон тяготения, тогда как все остальные в этом случае произносили «едрена мать» и обо всем забывали, не успев доесть яблока.
А еще через пару дней Слава отбыл в положенный отпуск, который провел в деревне у сестры Варвары. Она работала сельским фельдшером. Телегин что-то копал, строгал, приколачивал, но все это – как в полусне, забывая через полчаса, чем только что занимался.
– Чего такой задумчивый? – не выдержала на третий день Варвара.
Телегин сам не заметил, как перестал охаживать рубанком деталь будущей рамы для парника и минут пять уже стоял неподвижно, облокотившись на верстак.
– Так… Об одном человеке думаю, – ответил Телегин.
Ему не хотелось иметь секретов от Варьки, но обсуждать с ней то, в чем сам еще не разобрался, считал преждевременным.
– Она что, замужем? – вскинула брови Варвара.
– Да нет… А откуда? Ну ты у нас экстрасенс, – рассмеялся Телегин, отставил в сторону рубанок и выложил всю историю.
– Вот такая, понимаешь, мерзкая баба эта Шугалий, – закончил Вячеслав, массируя подбородок и глядя в темнеющее небо.
– Красивая? – ничуть не удивившись неожиданному эпитету, продолжила допрос Варвара.