Она поняла, что ошиблась, и разжала пальцы.
Избитый до неузнаваемости Парада лежал на спине, обхватив у головы ствол небольшого дерева. Подойдя ближе, Верона поняла, что руки сутенера скованы наручниками. Переносица до неузнаваемости распухла, а левый глаз почти закрылся.
– Возьми, – Бамат протянул ей пистолет.
Она медленно взяла его.
Чеченец отряхнул руки и вынул из кармана сотовый телефон. Включив его, направил видеокамеру на нее, потом на Параду и обратно:
– Можешь свести с этим ублюдком счеты.
– Я не могу, – Верона покачала головой.
– Верона! Ве… Я… Не надо… Милая… Хорошая. Я ведь к тебе хорошо относился.
– Стреляй! – поторопил Бамат.
– Сам, – она протянула пистолет обратно.
– У тебя нет выбора, – процедил сквозь зубы чеченец. – Делай, как сказал!
– У меня сын в России! – почти выкрикнул Парада.
У Вероны подступил к горлу ком. Она понимала, что все равно придется выполнить требование бандита, но не могла поднять ставший неимоверно тяжелым пистолет. С другой стороны, надо было кончать. Тем более, оттягивая конец, она лишь продлевает мучения.
– Скажи, ты правда Катю убил?
– Ты же видела, – всхлипывая, при этом втягивая маленькими порциями воздух, словно он был горячим, просипел Парада, не понимая, почему его бывшая рабыня в такой момент интересуется убитой проституткой.
– Сволочь, мразь, ублюдок! – нажимая при каждом слове на курок, она стала подходить к сутенеру все ближе и ближе.
Парада вздрагивал. При этом ножки, обутые в кроссовки, подпрыгивали над землей. Она уже стояла над ним, продолжая давить на спусковой крючок, не понимая, что пистолет не стреляет. Затворная рама, последний раз отлетев назад, замерла.
– Все, дай, – раздался над самым ухом голос Бамата.
Она разжала пальцы.
– Молодец, – похвалил он ее. – Все как надо сделала.