Нурали он нашел сидящим на земле в паре десятков метров от машины. Обхватив голову руками и отрешенно глядя прямо перед собой, тот раскачивался из стороны в сторону, беззвучно шевеля губами.
Не раздумывая Утюг опрокинул его на спину ударом ноги в грудь.
– Ну что, овца паршивая, покушать захотел? Иди, кушай, – он показал стволом пистолета в направлении машины. – Там теперь много мяса.
– Вы моих племянников убили, – морщась от боли в груди, простонал таксист, и по его лицу покатились слезы.
– Нет, – протянул Утюг и заехал носком ботинка уже по ребрам таксиста. – Это ты их убил. Зачем отправил сюда засаду делать? Зачем свернул? Почему рассказал, что мы хорошо платим, значит, деньги есть? Ты думал, если чеченец, значит, глупый, да?
– Вы чеченцы? – отрешенно спросил тот.
– Нет, якуты, – Утюг скрипнул зубами. – Вставай, ехать надо.
– Куда я теперь поеду? – Таксист поднял на него полный отчаяния и безысходности взгляд. – Неужели родственников брошу на съедение птицам?
– Раньше надо было думать! – С этими словами Утюг схватил таксиста за шиворот и, поставив на ноги, толкнул в направлении машины.
Увидев лежащих в пыли парней, тот потерял над собой контроль. Рухнув на колени, вновь обхватил голову руками и завыл:
– Что я скажу брату!
– Ну, козел! – Мощный удар ногой в челюсть свалил Нурали на землю.
Но тот не прекращал скулить и причитать, подгребая под себя землю:
– Лучше убейте меня, но я не поеду!
Утюг присел перед ним на корточки и похлопал по грязной щеке ладонью:
– Ты знаешь, что просчитался несколько раз?
– Как? – простонал тот.
– Уезжая, мы оставили своих друзей в Душанбе. Если не позвоним сегодня вечером из Ташкента, они оттрахают твоих дочерей, а сыновей убьют. Для этого даже припасли канистру бензина, чтобы после всего сжечь твое логово.
Нижняя губа таксиста затряслась. Он посмотрел сначала на Утюга, потом, словно ища подтверждения, перевел взгляд на безмолвно наблюдающего за сценой Ансалту и, неожиданно вскочив, бросился на чеченцев:
– Я твою маму…