Наш хлеб - разведка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Спецназ ГРУ, который вчера прилетел, – неожиданно вступил в разговор водитель.

– Откуда узнали? – удивленно уставившись в глаза чеченца, спросил Малыш.

Пленник пожал плечами:

– Азат сказал.

* * *

Утюг недолго ломал голову над тем, как быть дальше. Сумерки сгущались, и наверняка искать их уже никто не будет. Если идти вверх по течению речушки – притока Сунжи, то меньше чем через десять километров будет Ачхой-Мартан. Довольно крупное село располагалось вдоль дороги, параллельной той, с которой они сейчас уносили ноги. По ней можно было добраться до Итум-Кале, от которого всего полдня ходьбы до пещеры, где ждали груз. Но все осложнялось тем, что это начало Аргунского ущелья, напичканного военными и милицией. Второй вариант – это свернуть в Шатое на Шароаргун. Этот путь менее опасен, но тогда на пеший переход, с учетом ранения Бажаева, уйдет во много раз больше времени. В то же время в Ачхой-Мартане у Ансалту жили родственники. Это, по мнению Утюга, должно было значительно облегчить проблему с поиском транспорта.

– Ты как себя чувствуешь? – пройдя с полкилометра вдоль берега, спросил он ковыляющего позади Ансалту.

– Голова кружится, – поморщился тот. – И при каждом шаге в плечо словно раскаленным кинжалом тычут.

Вид его говорил сам за себя. Мокрые, слипшиеся от пота волосы, бледное, искаженное болью лицо.

– Давай свой автомат, – Утюг протянул руку.

– Может, его вообще оставить? – прохрипел Ансалту. – У меня пистолет есть.

– Как хочешь, – пожал плечами Утюг, взял из рук дружка «АК» и, размахнувшись, забросил в воду.

– А свой так и понесешь по селу? И зачем он тебе нужен?

– Мы придем в Ачхой-Мартан ночью, – задрав голову в небо, на котором уже появились первые звезды, Утюг с удовольствием втянул в себя чистый и прохладный воздух. – Никто ничего не увидит.

– У меня родственники не знают, что я воюю на стороне боевиков, – ошарашил Ансалту.

– Как это? – Утюг перестал наслаждаться вечерним небосводом и перевел полный недоумения взгляд на товарища.

– Просто, – Ансалту подошел ближе. – После того как в девяносто шестом я попал в плен к русским, меня осудили и дали десять лет. Потом наш тейп собрал деньги, и дело пересмотрели. Короче, меня подвели под амнистию. Тогда старейшины нашего рода предупредили моего отца, что если увидят меня или кого-то из братьев с оружием, то проклянут и отрекутся. Даже заставили поклясться на Коране…

– Так зачем же ты обманул родню? – удивился Утюг. – Тем более такая страшная клятва. Или ты не веришь во всемогущего Аллаха?

– Я как раз верю, – он через силу улыбнулся. – Это они заблудшие овцы. Ходят к чалмоносцам, которые исповедуют неправильный ислам.

– Понятно, – протянул Утюг и, больше не говоря ни слова, двинулся дальше.

К окраинам Ачхой-Мартана, с несколькими привалами из-за все более ухудшающегося состояния Ансалту, подошли глубокой ночью. Утюг спрятал свой автомат, присыпав его прошлогодней листвой, в заброшенном саду на окраине села.