Дикое правосудие

Марфа выпрямилась, глядя на него. Норвежец возвышался над ней.

– Что?

– Кажется, его уже однажды увольняли. Несколько месяцев назад. Нужно проверить. Потом оно было пересмотрено – я имею в виду решение.

– Разве это не ваша работа?

Он покачал головой.

– Решал отдел кадров. Или его прораб. Хотите, чтобы я проверил?

– Да, – Марфа сунула рубашку обратно в тумбочку и обратилась к Голудину: – Откинь-ка одеяло. И матрас тоже.

– Здесь ничего нет, – Голудин заглянул под койку. В маленькой комнате стояло еще пять пружинных кроватей. Голые стены, минимум комфорта. – Внизу тоже ничего, – он виновато улыбнулся.

Марфа предупреждала Воронцова о том, что визит, скорее всего, обернется пустой тратой времени. Здесь, за семьдесят миль от города, где последние редкие карликовые рощицы переходили в голые пустоши, она чувствовала себя стесненно и неуютно. Скважина № 47. Иранец работал здесь, хотя его работа служила прикрытием для другой деятельности. Но почему здесь? Свои настоящие дела он вел в городе. Если его уволили или собирались уволить, то почему бы ему просто не поселиться в «Метрополе», где он жил по выходным?

По бараку гуляли сквозняки. Стены казались сделанными из картона, а не из дерева, хрупкие и непрочные, словно в нищенской лачуге.

Марфа пожала плечами. Чего он добивался? Она повернулась к помощнику управляющего.

– Поднимите его послужной список, ладно? Если это возможно, выясните, кто отменил увольнение и почему. Ему ведь нетрудно было найти замену?

– Такие, как он, стоят в очереди за работой в любой из задрипанных стран третьего мира. Это относится и к России, – норвежец усмехнулся в бороду. – Шутка.

– Не совсем, – Марфа смотрела на разобранную постель, на маленькую тумбочку. В наступившем затишье ей показалось, будто она слышит шорох газа, прокачиваемого по огромным трубопроводам. – Вы можете просмотреть его бумаги прямо сейчас?

– Конечно. Хотя не стоит торопиться. Скоро начнется метель – вы не сможете выбраться отсюда до завтрашнего утра.

– Проклятье! – Марфа поежилась.

– Мы устроим вас со всеми удобствами.

Они вышли из общей спальни. Подошвы сапог липли к покрытому линолеумом полу коридора. Ветер ударил им в лицо, как только они вышли из барака, унеся с собой запах готовившегося на кухне ужина. Марфа пригнула голову и плотнее запахнула воротник парки. Снег шел сильнее, чем полчаса назад, и низко висевшее солнце едва проглядывало между быстро несущимися облаками. Она прищурилась, озираясь по сторонам. Вдалеке поднимались факелы газа, сжигаемого на нефтяных скважинах. Буровые, словно наблюдательные вышки ГУЛАГа, возвышались там и сям до самого горизонта. Поодаль беспорядочно располагалась группа строений: административное здание, склады, гаражи, бараки рабочих. Гусеничный кран со скрипом выполз из-за пелены летящего снега, заставив молодую женщину вздрогнуть от неожиданности. Ветер завывал над пустой плоской тундрой, подчеркивая бесприютность ландшафта. Ощущение безвременья и потери всякой собственной значимости глубоко потрясало Марфу. Оно было похоже на агорафобию[4] и заставляло ее чувствовать себя опустошенной.

Норвежец поднялся по ступеням, и Марфа последовала за ним, словно убегая от тундры. Он открыл дверь приемной своего офиса. Марфа, совсем окоченевшая, отказалась снять парку и перчатки, и хозяин покровительственно улыбнулся.

– Принеси дело Аль-Джани, – обратился он к узколицему секретарю, приглашая посетителей в свой кабинет.