Дикое правосудие

– Петр Леонидович Тургенев, богатейший человек в Сибири… – глаза Дмитрия внезапно сузились. – Нет. Только не он, Алексей. Он не в нашей весовой категории. Даже если сотрудники «Грейнджер–Тургенев» вовлечены в наркобизнес, мы ничего не сможем поделать с самим Тургеневым.

Воронцов усмехнулся.

– Не бери в голову, я просто пошутил. Если бы Тургенев и в самом деле был причастен… – он пожал плечами. – Ему это не нужно. Даже если люди вроде Роулса и Шнейдера участвуют в деле, то лишь на ролях высокооплачиваемых марионеток. Тургенев же владеет всем – по крайней мере, в пределах этой части света. Он может заколачивать миллионы долларов совершенно законным путем, – Воронцов улыбнулся. – Забудь о Тургеневе. Не стоит беспокоиться о том, что он может вылезти из-под камня, который мы перевернем на своем пути.

Он резко повернул голову на сигнал факсимильного аппарата, стоявшего в углу кабинета. Высокий певучий звук предупредил о начале передачи. Дмитрий тоже обернулся и стал смотреть, как сероватый лист бумаги выползает из узкой щели факса. Одна страница, затем вторая… Что-то похожее на выцветшую черно-белую фотографию. Затем резкий писк возвестил о конце передачи.

Воронцов оторвал листки от аппарата и разложил их на столе, разгладив ладонью. Дмитрий встал рядом с ним.

– Умная девочка, – наконец пробормотал Воронцов. – Она оказалась права. Этот парень успел побывать повсюду за свою короткую жизнь.

На расплывчатой фотографии из архива внешней разведки был изображен человек, погибший при аварии «мерседеса», но его звали не Аль-Джани, как значилось в его паспорте. Паспорт был фальшивым, как и другие документы, которые он имел при себе. На самом деле его звали Вахаджи, Мустафа Вахаджи.

– Чин майора разведки, Министерство защиты Исламской Революции, – возбужденно пробормотал Дмитрий. – Их элитное подразделение внешней разведки. Мустафа Вахаджи… привет.

– И до свидания, мистер Аль-Джани, монтажник-газовщик. Взгляни-ка на его послужной список. Блестящий парнишка, путешествовал далеко и быстро.

Файл был коротким. Вахаджи, чья жизнь закончилась в сибирском промышленном городе, был взят на заметку старым КГБ в Египте, затем его видели в Лондоне, Париже и Москве. Имелись неподтвержденные слухи о его деятельности в центральноазиатских республиках после 1989 года. Совсем недавно он получил назначение в Вашингтон.

– До апреля прошлого года, – вслух прочитал Воронцов. – Потом ничего. Предполагается отзыв либо по дисциплинарным причинам, либо для специального назначения. Потом он неожиданно возникает здесь в роли чернорабочего на газовой скважине. Почему? До прошлого года он котировался в московском Центре по четырехзвездочному рейтингу. Похоже, нацеливался на самый верх. Что произошло?

– Проклятье, – с бессильным гневом проворчал Дмитрий. – А что если это и было его специальным назначением? О, вашу мать, как же все разрастается! – в его голосе звенело обнаженное страдание, словно неудачная шутка обернулась гибелью друга. – Почему все не могло продолжаться по-домашнему? – причитал он.

В его глазах читалось отчаяние. Установление настоящей личности майора Вахаджи лишило его иллюзии комфорта, так же как наркотики лишили его семьи. Воронцов, наблюдавший, как луна снова исчезает за облаками, тоже ощутил свою неадекватность. Дело разрасталось, как злокачественная опухоль, заразная и убийственная. Оно было слишком большим.

– Ничего подобного, – отрезал Воронцов. – Дело такое, какое есть. Ни больше, ни меньше.

– Ты тоже встревожен.

– Это верно, старина. Но мы не можем ничего поделать – только продолжать гонку. Если бы информацией владел лишь один из нас, то мы могли бы что-то скрывать друг от друга. Однако мы оба знаем обо всем. Мы не можем потерять лицо, согласен?

– Он один из тех, кто помогал убить мою дочь, – промолвил Дмитрий после долгого молчания. – Один из тех, кого следует давить.

* * *

Боб Кауфман владел квартирой, окна которой выходили на Потомак над Уотергейтом. Машины проносились в хмурых сумерках под косыми струями дождя. Река потемнела и налилась свинцом под низкими облаками. Свет уже зажегся в окнах жилого комплекса и окружавших его отелей. Фары автомобилей мелькали на мосту имени Теодора Рузвельта.

Лок сидел во взятой напрокат машине, смотрел на Уотергейтский комплекс и на поверхность Потомака, покрытую мелкой дождевой рябью. У него болела коленная чашечка, на бедре остались синяки. Нервная дрожь, охватившая его во время бегства, никак не хотела успокаиваться. Он сидел с включенным двигателем и обогревателем, облокотившись на рулевое колесо.

Ему удалось скрыться от двух мужчин из «лексуса», или же они сами отказались от преследования. Он вышел на боковую трассу и вернулся в город с первым же водителем, согласившимся подбросить его. Приняв душ и две порции бурбона в своей квартире, он позвонил в полицию и доложил об инциденте. Нет, он не думает, что может выдвинуть обвинение… нет, он не заметил номера трейлера… нет, спасибо, он сам займется буксировкой разбитого автомобиля. После третьего бурбона он вновь обрел способность ясно мыслить.